– Что? Нет! Кто это? – спрашиваю я.
– Хм... – отец как будто раздумывает, сказать сразу или подождать, а потом таки окатывает меня ледяной водой: – Этой твой будущий муж.
Отец – по его собственным словам, – «срать хотел» на мое мнение по поводу предстоящего замужества. Когда я напоминаю ему, что мы, на минуточку, живем в прогрессивном двадцать первом веке, где рабство и династические браки давно отменены, а любого вида насилие и принуждение преследуются по закону, он чуть ли не за шкирку втаскивает меня в свой роскошный стеклянный кабинет и быстро пихает в большое кожаное кресло:
– Заткнись ты уже!
– В смысле – заткнись?! – я вспыхиваю и тут же вскакиваю с места. Сквозь стеклянную дверь кабинета видна приемная: Кир пялится на нас вовсю. Отец подходит к двери и быстро задергивает шторку:
– Это вынужденная мера.
– Вынужденная мера?! Ты издеваешься? Что за бред вообще?! – я размахиваю руками, не в силах унять свою злость. Разумеется, я не собираюсь замуж за того мерзкого помойного хама! И вообще не собираюсь замуж! Но как моему отцу вообще пришла в голову эта тупая идея?! И как он хоть на мгновение мог подумать, что я – соглашусь?!
Когда я немного успокаиваюсь, отец рассказывает мне, с чего все началось. Я слушаю – и с каждой секундой все шире открываю рот, откровенно офигевая от того, в какую задницу загнал меня – и себя тоже, – мой слишком уж падкий до бабла папаша.
Два месяца назад – я была в это время в Париже, – он был на каком-то благотворительном вечере и там познакомился с неким Максимом Витальевичем Красоцким – руководителем транспортной компании. Компания эта сотрудничала с десятками партнеров по всей России и перевозила в азиатские страны (от Казахстана и Монголии до Саудовской Аравии и Камбоджи) все подряд: хоть мебель, хоть шмотки масс-маркета, хоть брендовые вещи. Так сказал Максим Витальевич – а отец поверил и решил тоже завязать сотрудничество. Пускай, мол, ваши ребята и часть моих алмазов перевозят: почему нет? Вот вам выгодные условия, вот вам деньги, вот вам моя подпись и мое рукопожатие!
Но транспортная компания оказалась прикрытием: на самом деле отец связался с группой контрабандистов. Эти парни действительно перевозили в ближнее и дальнее зарубежье все что угодно, помогая своим партнерам не платить налоги, но драли за это бешеные деньги. Ну что же, подумал тут мой папаша, это тоже отличный вариант! Раньше за экспорт необработанных алмазов и бриллиантовых украшений приходилось платить нехилые государственные пошлины – теперь можно было платить только Красоцкому, а значит – в разы меньше.
Контракт – а точнее, преступная сделка, – был подписан.
– Серьезно, мать твою?! – вспыхиваю я, когда отец прерывается, чтобы промочить горло глотком бренди. – Ты ввязался в криминал, чтобы не платить налоги и госпошлины? Это же контрабанда! Преступление! Твои адвокаты знают, что ты творишь?!
– Нет, и не узнают, если...
– Если я им не расскажу?! – заканчиваю я за него. – А я расскажу! Не то чтобы мне есть дело до твоей компании и твоих миллионов, но...
Черт! Конечно, мне есть дело до его миллионов! Я уже смирилась с тем, что он паршивый отец. Но во всем надо было искать хорошее – и я нашла. Отец был неиссякаемым мешком золота – а точнее, алмазов, – из которого оплачивались все мои счета: и парижская квартира, и любимый каннский домик, и «мерседес», и все мои перемещения по миру... Я привыкла к Франции, путешествиям и жизни подальше от этого человека. Теперь все это висело на волоске.
– Ты еще нихрена не поняла? – шипит отец, наклоняясь ко мне и почти брызжа слюной в лицо. – Мы подписали договор. Теперь мы повязаны. Если я расскажу об этом хоть кому-то – меня тоже сдадут, и это лишь меньшее, что они могут...
– Ясно! – нетерпеливо перебиваю я. Мне понятна суть «важного разговора» – говорить больше не о чем. Я просто хочу уйти и подумать обо всем этом в одиночестве. – Ну а я-то тут при чем?!
– Максиму Витальевичу была нужна какая-нибудь гарантия... Что-то, кроме подписанной бумажки, чтобы он мог доверять мне. У них есть круговая порука, и клятвы на крови, и слово чести...
– Слово чести? – фыркаю я. – У бандитов?
– Вот именно. Тебе не понять. И мне тоже, – хмыкает папаша. – Он так и сказал. Именно поэтому ему мало моего честного слова. Ему нужна физическая, осязаемая гарантия того, что мы теперь партнеры. Я предложил ему деньги, предложил ключ от одной из своих банковских ячеек...
– А он что? – хоть я и не собираюсь сдаваться на милость отцовским сделкам и договоренностям, по спине от ужаса пробегают мурашки.
– А он сказал, что ты – отличный вариант. Единственная и любимая дочка.