В темнице было затхло и сыро. В гнилой соломе копошились и пищали мыши. Кым висел на цепях, прикованный к стене. Из одежды — только набедренная повязка. Холодный камень впивался в израненную спину. Потолок нависал удушливой тучей, стены сдавливали со всех сторон. Ни оконца, только глухая дубовая дверь, закрытая на замок снаружи.
Кым понимал, к чему такие меры: чтобы отделить его от неба и не позволить восполнить резерв. Теперь он не мог обернуться соколом и спастись, как в прошлый раз… в прошлый раз!
Надо же, опасный преступник, главарь бунтовщиков. А ведь шесть лет назад его даже в поход брать не хотели, мол, шепчущий лошадям слабак, чей дар с трудом дотягивает до третьего уровня. Ни оружия в руках держать, ни даже кулаками махать нескладный мальчишка из семьи коневодов не умел. Только заступничество отца помогло уговорить холодного и неприступного маршала Веломри. Тогда он казался недосягаемой мечтой о героизме и самоотверженности.
А теперь… теперь маршал стал Архимагистром Лучезарных в голубых плащах, Белым палачом. Скольких он убил собственноручно? Скольких замучил в этих сырых казематах? Скольких приговорил к позорному повешенью? А вот быть сожжённым на костре — большая честь, как признание заслуг, доблести даже… в борьбе с предателями-демонопоклонниками… Такими, как он! Как Белый палач!
Кым дёрнулся. Изнутри поднималась волна ярости. Судорога скрутила желающее обратиться тело. На мгновение показалось, что получится. Ведь в первый раз именно боль и отчаяние позволили ему подняться над собой и даже над миром в образе сокола. Но не сейчас. Палач никогда не совершал тех же ошибок дважды.
Истощённое пытками тело расслабилось, засаднили раны, запульсировало сломанное плечо. Ожоги горели, словно к ним снова и снова прикладывали раскалённую кочергу. Кым едва не задохнулся от боли.
Ярость отступила вместе с дурманным маревом. Кым снова обвис на цепях и свесил голову набок. Нет, даже приговорённый к почётной казни на костре, он ни о чём не жалел. Ни о неудавшемся походе с маршалом Веломри, ни о том, что Кым натворил после.
Если посудить отстранившись, он ведь тоже виноват в смертях товарищей-бунтовщиков и простых мирных зареченцев. В отместку за его восстание Палач велел сжечь родной край. И случилось это в самую знойную пору засушливого степного лета. Виноват Кым не меньше, чем обещавшая помощь Компания «Норн», которая в последний момент струсила и отвела свои силы от зареченской границы.
А сколько соотечественников, тех, кому посчастливилось спастись от пожара, умрёт от голода и холода зимой? Живы ли ещё родители? Жив ли сын Кыма, его маленькая гордость, надежда на то, что у их разорённого, потерявшего опору, перевёрнутого с ног на голову мира ещё есть шанс выстоять?
Кым посмотрел в другую сторону. За стенами из чёрного камня томилась его жена. Милая Майя, любящая, по-настоящему смелая и преданная. Немного жаль, что он так и не полюбил её даже вполовину так же сильно, как она его.
Кым сомкнул веки. Перед глазами снова как живые вставали воспоминания.
В детстве он пас лошадей на заливных лугах у берегов полноводной речки Плавны. Кым мечтал стать благородным рыцарем-Сумеречником, защищать людей от демонов. Под звуки пастушьей свирели он распевал баллады о безземельном рыцаре Микаше из Заречья. Герой тысячи битв, он покорил сердце принцессы и получил звание маршала. Он доказал, что люди из низов тоже достигнут многого, если будут стараться достаточно сильно. Их оценят не за знатность и большие кошельки, а за заслуги, за доблесть, за истинное благородство, что не купишь ни за какие деньги.
Только всё обернулось прахом, когда кумир превратился в чудовище.
В первый и единственный поход Кыма взяли благодаря отцу. Там парень возмужал: открылись глаза и уши, он вырвался из плена детских грёз о подвигах и славе. А больше всего помогла встреча с ней — белоземской принцессой, пророчицей Безликого. Она была невыносимо прекрасна и светла, как единственно подлинный идеал в гниющем мире. Госпожа Лайсве — недоступная мечта из баллад, жена героя-маршала.
Она была первой, кто поверил в Кыма, не снисходительно, а по-настоящему. Лайсве научила сражаться, рассказала о мире, о добре и зле. От неё Кым узнал о том, к чему надо стремиться и как обрести настоящую силу. Оказывается, та ни к родовому дару, ни к мастерству в сражениях отношения не имела.
Как же Кым гордился, когда Лайсве доверила ему первое поручение. И как корил себя за то, что не справился. Винил себя в её смерти не меньше, чем проклятого маршала-палача.
Отряд надеялся передохнуть в Будескайском замке. Кым должен был проверить, не ждала ли их засада. Предчувствие не подвело Лайсве, да и могла ли пророчица всемогущего бога ошибаться? Только предупредить её Кым не успел: испугался перекрывших дорогу демонов. А когда он нагнал Лайсве, было уже слишком поздно. Их двоих отделили от отряда. Им пришлось дожидаться за плотными деревянными перегородками, пока всё не будет кончено. Мыслечтецы переметнулись на сторону Лучезарных, а остальные погибли в когтях жутких тварей.
После их и выпустили. Тогда от отчаяния Кым и обратился, только не в свирепого медведя, как мечтал, а в сокола. Единственное, что он смог сделать — выклевать глаз предавшему их хозяину замка, Петрасу Гедокшимска.
А потом осталось только смотреть, как на госпожу Лайсве нападает один из Лучезарных. Он так легко победил её, сильную и отважную. Капюшон упал с его головы и явил лицо — лицо маршала Веломри, лицо её мужа. В ушах до сих пор звенел полный ужаса крик Лайсве.
Не за себя она переживала, а за Микаша. Он потерял душу и никогда уже собой не станет. А маршал, он потянул её следом поцелуем Мрака. Но Лайсве сопротивлялась настолько яростно, что погибла на руках у своего убийцы-мужа. Никакие слёзы раскаяния не искупили его вину. Да и способно ли по-настоящему плакать чудовище?
Микаш принял белый плащ и назначил себя Архимагистром Лучезарных — предателей собственного племени, Сумеречников, тех, с кем они прежде сражались вместе против демонов.
После первого превращения и всех потрясений Кым соображал очень плохо. В теле птицы он не стал преследовать Палача. Сокол полетел на восток, домой, чтобы родная земля и близкие люди вернули ему желание жить.