У того поколения Железных Когорт, которое подверглось последнему воздействию, тело уже окончательно превратилось в генетическую бомбу — вернее, в супероружие превратилась сперма. Новый модификат, тот самый, с генетическим индексом больше ста — иногда он приближался аж к трёмстам — ломал уже любой генотип. Навсегда.
Генная инженерия усовершенствовала сперматозоид бойца. Кроме ядра с единичным набором хромосом, оснастила его вирионными конструктами из ДНК, заключённой в белковую гильзу. Сделала сперматозоиды снарядами, выстреливающими при соприкосновении с мембраной чужой клетки, любой клетки — и вирионы-осколки поражали вражескую клетку, внедряя в неё часть нашей ДНК, крохотную, но достаточную, чтобы полностью смоделировать все признаки кэлнорской расы. Вышло красиво — та самая страшилка, которой на Мейне пугают детей.
Новому модификату было уже всё равно, кого оплодотворять: женщину, мужчину, недочеловека из нашего мира или с другой планеты… Ломать мужчину было даже выгоднее: после генетической атаки он мог спать со своими женщинами — и они рожали наших. Всё.
Недочеловек любого пола, расы, возраста, встретившись с бойцами Железной Когорты, неотвратимо превращался в контейнер для генов Кэлнора. Генетики нашли способ расправиться с разнообразием, ненавистным всем последователям Великого Отца — жители всего обозримого мира должны были стать нашими. И Кэлнор вышел в космос.
Сейчас, кроме нашего Родного Дома, резиденции Великого Сына, у нас пять планет. Две — не в счёт, недочеловеки, которые там обитали, даже не поняли, что произошло. Это был гуманный геноцид во всей красе — их просто вытеснили. Но с более цивилизованными мирами так аккуратно не вышло.
В первый супердоминанты Кэлнора явились как гости. Они оплодотворяли местных недочеловеков якобы забавы и игры ради, а лет через пятнадцать, когда оказалось, что в мире подросло много наших, Кэлнор запустил массированную пропаганду. В мире началась война — и наши сработали как агенты Кэлнора. Эту несчастную планету завалили трупами и залили кровью… сейчас там и следа не осталось от прежней цивилизации. Она — дубль-Кэлнор, наша база. Кончен бал, в общем.
Со вторым уже не вышло так гладко. А третий сопротивлялся отчаянно, но гнилой гуманизм недочеловеков помешал им избавиться от собственных детей — с кэлнорским генотипом. Когда они осознали, что происходит, было уже поздно.
С тех пор даже относительно мирных вторжений уже не было. Только бойни; четвёртую планету из цивилизованных уничтожили сами её жители, когда им уже приходил конец. Но это ничего не изменило. Железные Когорты всегда используют недочеловеков в качестве контейнеров, Проныра. И всегда ищут миры, населённые годными контейнерами, готовые к программе «гуманного геноцида». И тебя ведь это ужасает, да? Как всех мейнцев? Ты боишься стать папулей Апокалипсиса, верно? И видеть Дотти рядом со мной ты не можешь по тому же самому: ощущаешь её мамулей Апокалипсиса. Дельно, кстати. Я это хорошо понимаю.
Будь я в порядке, будь мои мозги и моё тело в том состоянии, какое Кэлнор считает идеальным, так и вышло бы, я тебя уверяю. Чтобы меня остановить, тебе надо было бы меня сжечь.
Я знаю, что ты чувствовал. Спасибо, что не сжёг.
Теперь, когда мы прояснили основы, расскажу, как я дошёл до жизни такой — до положения чудовища, генетического преступника, изменника великой Родины и врага народа.
Тогда я был дитём в самом, что называется, сопливом возрасте. До пубертата, в бесполезном возрасте, по кэлнорским меркам. Но не без амбиций: сын УльтраГлавноКомандующего Железной Когорты — по нашей табели о рангах выше отца только ФельдМаршал и ЭкстраАдмирал. Я сам был Юный Командир Сотни, запрограммированный наилучшим образом, обучавшийся в ЭлитАкадемии Железной Когорты. Впучь глаза на место: великая Родина обожает самые громкие названия, какие только может придумать.
Мой генетический индекс был — сто сорок один. Бывает выше, но и так достойно. И с пелёнок моя жизнь крутилась вокруг моих генов, моих предков, моего члена, моей будущей военной карьеры — и снова генов, предков и члена. Всё остальное особого значения не имело.
Кэлнор — превыше всего. Кэлнор — надо всем. Мальчик высшей расы — храбрый воин и первопроходец. Юный кэлнорец должен быть стремительным, как метеор, упругим, как закалённая сталь, и неуязвимым, как звездолётная броня. Его долг — стать непримиримым к врагам Кэлнора и безжалостным к недочеловекам, контейнерам для наших генов. Прости, я повторяюсь, но я не могу рассказывать о детстве, если это исключить.
Я сказал, что вся моя жизнь крутилась вокруг моего члена, как вокруг оси, но в здешнем представлении я понятия не имел, что такое секс. На Кэлноре секса нет. Вообще. Не говоря уж о нежности, любви и прочих штучках, придуманных недочеловеками, чтобы друг друга растлевать. Там есть Долг, а член — это гибрид инструмента и оружия, такая штука, при помощи которой отдают Долг великой Родине. Как-то так.
Что делают членом, кроме тех простых вещей, для которых никто больше и не нужен, я, кажется, тоже знал с пелёнок. Им оплодотворяют женщин и совершенствуют мужчин, если те — недочеловеки или просто недостаточно совершенны. И его необходимо держать в той же идеальной боевой готовности, что и штурмовой бластер. У моего отца член в идеальном состоянии, а я — прямой продукт его деятельности.
А мать — одна из шести женщин, которые обязаны рожать и растить детей от моего отца. В идеале — мальчиков. Мальчик — храбрый воин и первопроходец. А женщина, даже высшей расы, всё-таки — контейнер для генов. Как хорошо, что я мальчик.
Что такое дружба, я тоже понятия не имел. Вокруг меня были братья и мальчики с высокими генетическими индексами. Мы играли исключительно в командные игры на выбывание; все наши разговоры, периодически переходящие в драки, сводились к тому, кто круче в генетическом смысле. Порой приходилось драться очень жестоко: если вдруг тебя заподозрят в том, что ты недостаточно крут, то могут попытаться усовершенствовать на свой лад. Я видел, естественно, как это делается, и категорически не хотел, чтобы это проделали со мной; мне случалось видеть слабаков, которых совершенствовали несколько раз, и взрослых, носящих гены вышестоящего начальства, а не собственные. Старшие смотрели на младших, как на идеальные контейнеры, не столько для генов, сколько для чужих амбиций. Поэтому ненавидел я старших и не доверял ровесникам.
От младших я не видел толка. Подозреваю, через несколько лет, став физически взрослым, я тоже стал бы смотреть на них, как на объект «усовершенствования». Девочек мы могли воспринимать только в качестве мишеней; их воспитывали отдельно, они тоже были страшно озабочены генами и членами, смотрели на нас оценивающе — но право выбора было у воинов и первопроходцев.
Оплодотворить женщину — отличный поступок, неважно, что она об этом думает. Нравственная женщина должна быть в восторге. Если она не в восторге — это безнравственная женщина.
О безнравственности нам говорили почти столько же, сколько о генах и о том, что Кэлнор — превыше всего. Безнравственность — то, что отличает недочеловеков. Все недочеловеки — извращенцы. Извращение — это использование члена в противоприродных целях, для удовольствия, например. Член — не игрушка, с оружием играть нельзя. Юноша Кэлнора должен быть чист — в смысле, никогда не впадать в извращения, не развлекаться теми вещами, которые ведут к зачатию, а тем паче — не ведут к нему, не привязываться к контейнерам для генов и не стремиться к низким удовольствиям. Удовольствие должно быть привязано к чувству выполненного Долга.
Тебе плохо, Проныра? Ну, ты же хотел рассказывать о нас, тебе информация нужна… ладно, я больше не буду. Ты ведь представил, как выглядит воспитание на моей великой Родине, правда?