— Не попрет, — говорит Коншин с наигранной уверенностью, а сам думает, что, и верно, всего за двести километров от Москвы немец, а потом, чтоб заткнуть рот Филимонову, добавляет — Я вас, Филимонов, могу к политруку подвести. Вот с ним и покалякайте.
Филимонов замолкает, бросает на Коншина укоризненный взгляд и покачивает головой.
Но идут и другие разговоры, может, наивные, на коншинский взгляд. На одном из коротких привалов услышал он смех, подошел. Бойцы растянулись на снегу, покуривая, а один из рядовых его взвода стоял и что-то говорил ребятам. Коншин подошел ближе.
— Значит, не боишься фрица? — спросил стоящего бойца один из пожилых.
— Нет. Смерти, может, боюсь, а фрица нет. Видишь, ППШ у меня, семьдесят два патрончика. Цельный взвод фрицев могу ухлопать.
— Герой ты… — усмехаясь, продолжил пожилой. — Кабы все такие были, наверно, немца до Москвы не допустили.
— Ну, допустили… Напали-то они неожиданно, не развернулись мы по-настоящему, ну, самолетов пока не хватает, танков, так наделают самолетов… Вот в начале войны и автоматов — раз, два и обчелся, а теперь… Оплошали, конечно, маленько, но, ты же знаешь, нашего русского мужичка раскачать треба, спокон веков так — пока гром не грянет, мужик не перекрестится… Но повернулась уже война. Всем ясно.
— Панихиду-то немцу рано заказывать, — проворчал кто-то, тоже из пожилых.
— А может, не рано. Я вот уверен, придем мы, кадровые, — дадим прикурить, — стоявший боец сказал это серьезно.
— Ладно, недолго осталось, посмотрим на тебя в бою, «прикурило», — усмехается пожилой и выплевывает цигарку.
— Посмотрите. Это вы самолетов немецких боитесь, в рукава цигарки прячете, будто увидит он с высоты.
— Да ты бомбежки настоящей еще не нюхал.
— Я в эшелоне трассирующими по брюху «мессеру» бил, пока вы в снегу барахтались.
— Что-то не видал…
— А я видел. Верно, стрелял, — вступил в разговор один из молодых бойцов. — Ванюха не сдрейфил. Что было, то было.
Ванюха расплылся в улыбке.
— Хочешь, Ванюха, судьбу твою скажу? — это все тот пожилой, усмехаясь.
— Говори.
— Либо ты первую пулю получишь, либо первый орден. Понял?
— Ты не пугай насчет пули, а в смысле ордена, — может, и получу. Воевать так воевать…
А колонна тем временем все растягивается и растягивается… Недохват еды, сна, тепла — все это сказывается на третьи сутки, и люди выбиваются из последних сил.
Комроты Кравцов подходит к Коншину: