— У вас чудесный дом, — попыталась я изобразить светскую беседу двух давних приятелей, неожиданно встретившихся после пяти лет разлуки (неожиданно для Доара). — Особенно мне понравился фонтан. Выше всяких похвал!
Мы разом осознали, что в комнате царит подозрительная тишина, и гости ловят на подлете каждое наше слово. Аристократы всегда чувствуют приближение задорного скандала каким-то особым чутьем, видимо, впитываемым с молоком матери.
— Эсса Хилберт, раз вы так неожиданно нагрянули, то позвольте показать вам дом, — вымолвил Доар с мягкой улыбкой, и стальные пальцы его впились в мою руку чуть повыше локтя.
— Сейчас? — без особого успеха попыталась я освободиться. — Остальные гости не обидятся?
— Они его уже разглядели, — процедил Доар, увлекaя меня к раскрытым дверям. — Особенно мне хочется вам еще разок продемонстрировать фонтан.
Он же не даст мне пинок под зад, когда особңяк полон местной знати? Или все-таки даст?
— Думаю, что фонтан мы еще разок посмотрим завтра, — ласковым голосом намекнула я, что без боя из дома не выйду. Сама себя прикую льдом к дверному косяку, но не сдвинусь с места, пока не заберу обратно брачную клятву.
— Я настаиваю, — одними губами улыбнулся он.
— Не стоит, — процедила сквозь зубы я, надеясь, что со стороны все это выглядит, будто иду по собственному желанию — легкая, воздушная. А что платье путается между ног,так просто очень тороплюсь удивиться роскошной обстановке риорского особняка.
Мы не вышли, скорее, вылетели из комнаты под ошеломленное молчание. Стоило нам исчезнуть из поля зрения, как аристократы загалдели,точно гуси и индюки на птичьем дворе.
— Сюда.
Без особого пиетета Доар впихнул меня в дорогой кабинет с эркерным окном и плотно закрыл дверь. Некоторое время в абсолютном молчании мы не сводили друг с друга глаз.
— Что ты здесь делаешь? — наконец вымолвил он.
— Ну как җе? — издевательски развела я руками. — В письме ты послал меня…
— В задницу, — услужливо напомнил Доар.
— Именно! — быстро улыбнулась. — Так вот я здесь. Кстати, благoдарю, дорога действительно была легкой.
Он сощурился, на скулах заиграли желваки. Οт знакомого выражения на почти незнакомом лице екнуло сердце. После нашего с Доаром неудачного побега матушка оскорбляла его в кабинете ректора, называя грязным риорцем, покусившимся на чистокровную эссу, а он щурил глаза и молчал. Скукожившись на краешке дивана, с ног до головы вымазанная в грязи, я тогда умышленно промолчала, что в ту минуту он был чище этой самой чистокровной эссы.
— Не то чтобы кто-то считает Риор или твой дом задницей, — поспешно оговорилась я. — Фонтан, конечно, спорный…
— Аделис? — обманчиво мягким тоном перебил он меня.
— Что?
— Ты превратилась в изумительно красивую женщину.
— Что? — вдруг снова испугалась я.