Он так и не понял, что оживило в его памяти старые стихи. Но стихи возникли и зазвучали:
Представь, потом представь, и вновь представь, что провода, протянутые над землей, опутавшие мир из края в край, в себя вобрали мириады слов, произнесенных тихими ночами, и сохранили смысл всех разговоров.
Как там дальше? Да…
Настал момент — и, загудев во тьме, из ничего опять слова возникли. Так складывает первые созвучья ребенок, постигающий язык.
Он снова запнулся. Как же это кончалось? Погоди…
Тогда бездушный проволочный зверь, копаясь в памяти, до верха полной звуков, и повторяя логику людей, запричитал, заплакал, зашептал.
И вот однажды некто, человек, разбуженный ожившим аппаратом, снимает трубку и внезапно слышит небесный глас расплывчатого духа. И зверь, чудовище, смакуя звуки, собрав в пучок безумье расстояний, выдавливает: «Ал», и следом: «О-о», и наконец — уверенно: «Алло!»
Он перевел дыхание и закончил:
Такому собеседнику в ночи что ты ответишь, человек разумный?
Он сидел молча.
Он сидел, восьмидесятилетний старик. Сидел один в пустой комнате пустого дома на пустой улице в пустом городе на пустой планете Марс.
Сидел, как сидел уже шестьдесят лет: ожидая.
На столе перед ним стоял телефон, не звонивший очень, очень давно.
И вот аппарат затрепетал, словно собираясь с силами. Может, это тайное трепетание и послужило толчком к стихам?..
Он весь подался вперед, уставившись на аппарат. Телефон… ЗАЗВОНИЛ!
Он вскочил на ноги и отпрянул назад. Стул грохнулся.
Он закричал:
— Нет!
Телефон вновь зазвонил.
— Нет!
Он протянул руку, дотянулся уже — и опрокинул аппарат на пол. Трубка свалилась как раз на третьем звонке.
— Нет… Нет же, нет, — тихо повторял он, прижав руки к груди, а телефон валялся у его ног. — Этого не может быть… Не может быть…