Собственное опьянение не помогало его навыкам принятия решений — как и тот факт, что Реви' в данный момент весил, наверное, на тридцать или даже сорок фунтов тяжелее его собственного веса, и все это мышцы. Вдобавок он был выше его на два-три дюйма.
Нечто помимо паники начало просачиваться в его разум видящего.
Включилась его фотографическая память видящего, даже сквозь размытую пелену алкоголя.
Вскоре после этого всплыли конкретные воспоминания — воспоминания столь же интенсивные и горьковато-сладкие, как и любые его воспоминания, и они ещё сильнее сбивали с толку, чем изначальная паника. Он вспомнил другого видящего, молодого, более наивного видящего, который не видел войну изнутри, только с точки зрения гражданского.
Черт, да тогда он едва знал, чем он является в общей схеме вещей, не говоря уж о знании, кем он являлся. В те ранние годы, проживая в деревне в пригороде Киева, он на самом деле не понимал, что значит быть видящим в мире, которым правят люди.
Могла ли это действительно быть та, на кого походил этот голос? Было ли это возможным?
Любопытство влекло его, все сильнее, чем дольше он колебался. Но он все равно колебался, глядя в коридор аллеи, а не назад, откуда доносился голос.
— Фигран? — в этот раз с сомнением, нервно. — Ты Фигран. Не так ли? Ни у кого другого не может быть этого лица… или этих глаз.
Они находились прямо возле чёрного входа в Мулен Руж в Париже, Франция. Они прибыли в сам Париж менее двадцати четырёх часов назад.
Реви' хотел посмотреть на девочек.
Териан подозревал, что на самом деле он хотел проститутку, но наверняка ещё часы назад слишком напился, чтобы у него встал — и это случилось задолго до того, как они встретили кого-нибудь, кто мог бы его заинтересовать. Однако Териан не мог злиться на него по-настоящему. Не сегодня.
Он ожидал этого, поскольку прежде уже дважды проводил эту годовщину с Реви'.
Это один день в году, когда Териан ни в чем не отказал бы своему другу.
На главной улице, примыкавшей к аллее с юга, Териан слышал смех и улюлюканье на нескольких языках.
Нацистские флаги горели в старом мусорном баке прямо чуть выше по улице.
Даже небольшое количество выпивки заставило посетителей почти каждого ресторана, бара или другого публичного заведения разразиться национальным гимном Франции. Иногда они даже пели «Боже, храни Королеву», что при других обстоятельствах было бы забавным.
Поскольку они были одеты как американцы, Териан сомневался, что им пришлось заплатить хоть за одну порцию выпивки с тех самых пор, как они приехали сюда. Реви' определённо не платил — но он лучше изображал американский акцент, когда говорил по-французски. Забавно, поскольку он не умел также хорошо изображать американский акцент в английском, если только он не был трезв как стёклышко, и от этого не зависела его жизнь.
Помимо этих двух исключений его немецкий акцент, казалось, всегда просачивался.
Однако Териан знал, что он тянет время.
Медленно повернувшись, он крепче стиснул мундир друга, когда оказался лицом к лицу с женщиной.
Когда он повернулся, она моргнула, крепче сжимая пальто у горла.
Териан осознал, что не может оторвать взгляда, а его разум и свет пронзило ещё более сильным шоком.