Но Гарет шагает вперед и быстрым взмахом руки хватает прошение о переводе. Прочитав, он поворачивается и смотрит на меня ледяными синими глазами.
Я извиваюсь под его рассерженным и пристальным взглядом.
Он смотрит на Ребекку:
— Вы согласны с этим?
— Нет.
— Хорошо. — Он бросает прошение обратно на стол. — Пойдем со мной, курсант.
Он уходит, прежде чем я успеваю подняться на ноги, его поступь почти бесшумна, несмотря на боевые сапоги и тяжесть крыльев.
Вся на нервах, я быстро салютую Ребекке:
— Спасибо, что ничего не рассказали, мэм.
Ее тяжелый взгляд не предлагает никакого сочувствия.
— Я и не должна рассказывать ему, Анналиса. Это сделаешь ты.
Мой пульс колотится, а крылья трепещут за спиной. Я спешу вслед за Гаретом, проносясь через дверь ангара со взлетной полосой. Несмотря на то, что его вечно строгое выражение лица не изменилось, я почти ощущаю его раздражение.
Неужели он думает, я не ценю его руководство? Конечно, он же даже не подозревает каковы мои истинные мотивы…
В отличие от меня, Гарет вышагивает против ветра без единой ряби, портящей линию крыльев. Его спина держится прямо, поза по-военному точна. Ветер любовно ласкает его волосы, разделяя темные пряди так, как это хотели бы сделать мои пальцы. Головы поворачиваются ему вслед, его темное присутствие привлекает всеобщие взгляды. Я гонюсь за ним, словно услужливый, на все готовый, щенок, отчаянно пытающийся угодить ему и желающий хоть пустого обещания, хоть знака реальной привязанности.
Хотя, я не позволяю ему это видеть. Когда он останавливается на краю взлетной полосы и сжимает кулаки под крыльями, я беру себя в руки, поднимаю подбородок и становлюсь по стойке смирно.
— Каковы ваши возражения по поводу моего руководства, курсант? — спрашивает он, повернувшись ко мне и чуть не сбив меня своей грубой силой полного внимания.
Его точеное лицо — невозможное совершенство. Ветер вынуждает меня еще больше ценить эту безупречность тем, что колышет кончики его волос вдоль этих скульптурных скул и губ.
Это действительно несправедливо. Как я могу разлюбить его, если вынуждена видеть каждый день?
Оставить его класс — единственная моя надежда.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь игнорировать бабочек в животе. Это физически больно — стоять от него на расстоянии в несколько футов. Не могу это объяснить, я никогда полностью не понимала этого. Что-то внутри меня. Я не могу игнорировать почти вырывающиеся из меня крики: «мой, мой, мой!».
— Я подала прошение по личным причинам, сэр.
Его руки скрещены так, что бицепсы напряжены, и мой рот наполняется слюной. Кожаные ремни, удерживающие клинок на его спине, украшены по праву им заслуженными медалями и благодарностями — символами достоинства, которые остальные преподаватели носят с гордостью. Гарет не нуждается в украшении. Ему достаточно своей собственной потрясающей красоты.