Почему-то инспектор всегда говорил нарочито вежливо, официально, так по-казенному. От этой чинности становилось совсем уж жутко. Впрочем, на звонки он правила приличия не распространял, ведя себя даже бесцеремонно.
— Конечно, Кирилл Александрович, — откликнулась я с покорностью и обреченностью. — Во сколько?
— Как вам будет удобно до конца дня, — бросил мне инспектор и отключился.
На этот раз что? Ведь живу тише воды, ниже травы.
Навещать инспектора Левина я ненавидела больше всего в мире, пожалуй, даже больше, чем ходить в гости к матери. В его кабинете мне всегда казалось, будто я чувствую запах дыма и горелой плоти. Лицо инспектора было строгим и суровым как лик Святого Доминика на иконах. Такого легко представить с зажженным факелом в руках у костра.
— Добрый день, гражданка Таволгина Софья Андреевна, — протянул Левин и вперился в меня темными буравчиками глаз.
Сразу хотелось в который раз каяться во всех грехах, причем совершенных с самого раннего детства, когда я пару раз накладывала сглаз на соседских детей лишь от избытка силы и неумения ею управлять.
— Здравствуйте, Кирилл Александрович, — сумела я с превеликим трудом сохранить невозмутимость. Привыкла уже держать лицо при этом человеке, хотя при первых встречах едва не заикалась.
Как-то так уже повелось в последние годы, что если в нашем районе случалась какая-то магическая дрянь, в первую очередь Левин дергал к себе именно меня. Почему так, ума не приложу. Да, один раз напортачила я серьезно, но злого умысла не имела, да и с тех пор стала куда осторожней. Но год сменялся годом, а вызывать к себе инспектор меня все не прекращал.
— Да и вам не хворать, — лениво протянул надзирающий, буквально ощупывая меня и взглядом и своей силой.
Ну, а что? Конечно, колдовства я не чуралась, но чего он хотел от ведьмы, этот протокольный сухарь?
— Клиентура, гляжу, у вас только растет, — констатировал Левин, изогнув узкие губы в слегка саркастичной улыбке. — Норовят людишки получить то, что им не по силам.
Сам будучи магом, инспектор всей душой не одобрял применения того, что называли обычно "дикое колдовство".
— Так все же что такого случилось? — спросила я.
Страха не было, я уже успела убедиться много раз, что вешать всех собак не меня Левин не станет, слишком уж дотошен и принципиален, но все же преследовало странное беспокойное чувство, словно что-то попала в ботинок, не мешается, но раздражает, а вытащить не выходит.
— А разве не знаете, Софья Андреевна? — осведомился инспектор, нахмурившись.
Из-за глубоко посаженных глаз, над которыми нависали темные брови, лицо Левина всегда хранило угрюмое выражение, а уж когда он бывал чем-то недоволен, хотелось поскорей убраться подобру-поздорову.
— Понятия не имею, — совершенно честно ответила я, против воли своей вжимаясь в спинку колченогого стула, заготовленного в Инспекции как будто специально для посетителей.
Взгляд Левина стал еще тяжелей, точно та самая могильная плита, из-под которой вылез злосчастный беспокойный мертвец, принесший мне столько бед.
— Вы удивительно не осведомлены для ведьмы, — отметил инспектор, поднимаясь на ноги и подходя поближе.
В этот момент я пожалела, что посетителей этот человек всегда усаживает. Когда над тобой нависает мужчина под два метра ростом, и без того неуютно, а если ты еще и смотришь на него, сидя на стуле, то вовсе сердце начинает ускорять стук.
— Я просто не любопытна, — тихо и чуть сдавленно произнесла я, задирая голову, чтобы смотреть в глаза инспектору.