— Да, раньше папенька прибыть не сможет.
У матушки голосок еще больше задрожал:
— А праздник? А гости-то как же?
Тут батюшка мой, видимо, просчитал в голове, что больше желающих составить счастье мне семейное за забором не стоит и вряд ли в ближайшем будущем нам грозит наплыв невест. Поэтому решил, образно выражаясь, взять быка за рога, схватить за хвост устройство личной жизни чада своего единственного, пока имеющаяся в наличии невеста не передумала:
— А и правда, чего тянуть-то, если уж решили все? А гостям сей же час пошлём гонцов, пусть поторапливаются.
Матушка моя тут тоже быстро сориентировалась и в панику организационную впала:
— Пир готовить надобно! Наряд праздничный кроить! Ох, не успеем до утра-то…
И давай девок гонять. А я быстро в комнатку свою задом попятился, чтобы под шумок исчезнуть с глаз их подальше и погрузится в глубокую топь обиды на полное безразличие к моим чувствам и желаниям. От матушки с батюшкой я ничего подобного не ожидал — хоть бы спросили, люба ли мне эта царевна?! И тут нечаянно угораздило меня на девку задом налететь. Она вскрикнула, матушка меня заметила, сигнал подала. Сцапали меня под белы рученьки с двух сторон и к портняжкам нашим потащили, мерки снимать и наряд свадебный шить-кроить.
А батюшка царевну в залу повел, не иначе, как снова поить вином будет, чтобы не одумалась раньше времени.
Стою я, губки надувши, что весь такой неспрошенный, только дела никому до моих губок нету, притащили мои наряды имеющиеся, то в одно меня чуть ли не силой запихнут, то в другое. До утра же точно сшить ничего нового не успеют, это и ёжикам лесным понятно. Так что крутят меня и вертят, как куклу деревянную, бездушную:
— Туточки мы вот так, туточки мы вот эдак, а тут вышивку, а тут пуговку, а тут бантик присандалим…
А я ж не кукла, не полено какое, и у меня душа болит от обращения подобного! Чуть слёзы из глаз не льются, а маменька вместо того, чтобы чадушко свое пожалеть, за пироги переживать принялась.
— Тесто же надо в квашни залить! — и выбежала девкам задание новое дать.
Тут мне совсем горемычно стало: попользовали и бросили, женят, желания не спросив, так еще матушка родная кинула в последний холостой день и на тесто сменяла! И решил я им скандал на пиру свадебном устроить такой, чтобы все запомнили. Так что далее я не обиды в себе лелеял, а злобу накапливал, чтобы на завтра храбрости хватило.
Ночь всю спать не хотел, а, как медведь ярмарочный в клетке, по горнице своей метался. Правда, сморился все же, поспал маленько, но с рассветом уже был готов к битве за права человеческие, нагло попранные.
Вот вхожу я, после молебна утреннего, весь такой нарядный и воинственный в залу пиршественную. Расстаралась матушка моя, столы от яств ломятся, и с нарядами успела всё продумать и себе, и батюшке. Невеста моя уже сидит за столом отдельным, пустым, как положено. За спиной у нее ясельничий стоит, молодой да пригожий, из её дружины славной, от злых чар охраняет. Вот я к ней усаживаюсь рядышком и готовлюсь скандал учинять. А царевна мне тихо так на ушко, с придыханием интимным:
— Что, Мстиславушка, попка отболела? Это хорошо. А то ночка-то у нас с тобой сегодня длинная.
Ночка? Полезли тут в головушку мою образы разные да фантазии. Ой! Что-то у меня желание скандал учинять как-то вот так на корешках и подзавяло. Вздохнул я тихохонько, и начал прилежно речи поздравительные выслушивать. Сначала протопоп наш выступил и «Отче наш» зачёл, громко так, с выражением. А потом гости пошли один за другим, с речами и подарками.
На второй пятёрке что-то мне сидеть как-то не очень удобно стало, так царевна мне, улыбаясь так, подушечку подложила, уж откуда взяла-заготовила, заботливая моя… Мне опять стыдно стало. Вот я, право, сам не ведаю, чего желаю. Красивая, умная, сильная, да вся какая величественная. Счастье же мне какое привалило нежданно-негаданно, а я гневаться прилюдно хотел, не иначе, как помутнение в разуме случилось от избытка переживаний.
И только я подуспокоился да в счастье своё неизбежное уверовал, как тут Гриша нас поздравлять вышел, от люда мастерового. Весь такой намытый и приодетый — раскрасавец, да и только. Царевна как углядела, что я на Гришу взгляд оценивающий бросил, бровку на меня приподняла недобро, и попка вдруг сама по себе снова заболела. А тут нахал этот давай невесте моей законной улыбаться и… Неужто не померещилось? Подмигнул моей царевне, поганец такой! Мало мне подозрений насчет ясельничего этого распригожего, что на мою Варвару Фёдоровну чуть ли не облизывается, так еще и собственный кузнец покушается?! Только во мне кровь молодая взбурлила, да гнев в голову буйную постукивать вежливо начал, как царевна ручку свою на коленку мою положила и опять тихо так, губками почти ушка моего касаясь:
— А ты, Мстиславушка, когда краснеешь так да губки поджимаешь в сто раз краше становишься. Уж и не знаю, как до ночки дотерплю. Ой как руки тянуться схватить тебя всего такого смущённого да в почивальню нести.
Вспыхнул я, как солнышко предзакатное, и загнал ревность каменьями внутрь себя, куда поглубже. Обо мне царевна думает, не смотрит даже на Гришу. Так что зря я тут мысли всякие нехорошие в голове думаю. Хорошо всё у нас будет, да счастливо.