Энтрери молча смотрел на него, думая, до чего же нелеп этот человек. У торговца было круглое, как блин, лицо, и огромная голова, насаженная на столь тощее, туловище, будто его всю жизнь морили голодом. С этого круглого лица не сходила широкая улыбка, обнажавшая очень крупные белые зубы.
Шалази прочистил горло.
– Признаться, удивлен твоим появлением, – проговорил он. – Ты нажил много врагов, вознеся гильдию Басадони так высоко. Или ты не боишься мести, о могучий? – В голосе торговца прозвучала насмешка.
Энтрери молчал. Мести он опасался, но поговорить с Шалази было необходимо. Киммуриэль Облодра, псионик из приближенных Джарлакса, проник в мысли торговца и заверил Энтрери, что ни к какому заговору Озуль не причастен. Правда, убийцу это не слишком успокоило – дроу мог и солгать, поскольку не питал к нему ни малейшей симпатии.
– Быть могущественным не значит быть свободным, не так ли? – продолжал Шалази. – Могущество и есть несвобода, правда? Ведь сколько пашей не решаются выйти из дома без сотни телохранителей.
– Но я же не паша.
– Да, это так, но ведь дом Басадони принадлежит тебе и Шарлотте, – парировал торговец.
Он имел в виду Шарлотту Весперс, которая благодаря своей хитрости стала сначала правой рукой старика Басадони, а после захвата гильдии темными эльфами служила им прикрытием. Дом Басадони за короткое время достиг небывалой власти.
– Это всем известно, – добавил Шалази с новым неуместным смешком. – Я всегда говорил, что ты многого добьешься, но такого даже не предполагал!
Энтрери тоже улыбнулся, однако не словам торговца, а собственным мыслям: он представил, с каким удовольствием воткнул бы кинжал в глотку этому никчемному болтуну.
Но, к сожалению, торговец был нужен ему – именно поэтому проныра все еще оставался жив. Шалази жил тем, что мог раздобыть любые сведения – не бесплатно, конечно, – и настолько в этом преуспел, что знал, кажется, малейшие подробности того, что происходило и в богатых домах, и на грязных улицах Калимпорта. Для вечно соперничающих воровских гильдий он был достаточно нужным человеком, чтобы отказаться от удовольствия отправить его на тот свет.
– Ну, так кто сейчас стоит за троном Басадони? – непринужденно обронил Шалази. – Кто-то ведь стоит, а?
Энтрери, сделав над собой усилие, сохранил каменное выражение лица, поскольку ухмылкой он слишком многое выдал бы. Но как ему хотелось презрительно усмехнуться в лицо Шалази, ничего не ведавшего об истинной расстановке сил в новой гильдии Басадони! Но торговец не должен знать, что темные эльфы проникли в Калимпорт, сделав этот воровской клан своим прикрытием.
– Мне казалось, нас интересует оазис Даллабад, – вместо этого произнес Энтрери.
Шалази вздохнул.
– Столько интересных тем, – произнес он, – и Даллабад не из их числа, к сожалению.
– Это ты так думаешь.
– За двадцать лет там ничто не изменилось, – ответил Озуль. – Столько времени прошло, а там не случилось ничего такого, что было бы известно мне, но не известно тебе.
– Коготь Шарона по-прежнему у Корина Сулеза?
– Само собой, – со смешком подтвердил Шалази. – По-прежнему, и так будет всегда. Он служит ему уже несколько десятков лет, а когда Сулез умрет, один из тридцати его сыновей завладеет им, если только напористая Адания Сулез не опередит его. А дочка Корина ох как честолюбива! Если ты пришел затем, чтобы узнать, не расстанется ли он с оружием, то уже знаешь ответ. Так что лучше поговорить о более интересных вещах, например о гильдии Басадони.
В тот же миг взгляд Энтрери стал свинцовым.
– Ну, с какой стати старик Сулез его продаст? – всплеснув тощими ручонками, совершенно нелепыми в сравнении с огромной головой, воскликнул Шалази. – Друг мой, ты что же, хочешь попытаться в третий раз? Да-да, в первый раз ты еще был сопляком с сотней золотых в драном кармане – тебе, небось, Басадони их дал?