Шхуну опять вел Боев. Амур за Николаевском расширяется до двадцати километров. Это устье реки - лиман, очень мелководный, в нем множество отмелей - лайд. Фарватер реки здесь разбивался на два рукава - северный и южный. Этими глубокими и извилистыми руслами и могут проходить суда. Это как бы две гигантские канавы, прорытые стремительным течением могучей реки, вырвавшейся из гор на широкий простор. Каждое наводнение меняло фарватер, и там, где раньше было глубоко, могла оказаться песчаная коса.
В лимане сосредоточены основные амурские рыбалки. В отличие от других мест рыбу здесь ловили не сетями, а при помощи громадных, в полтора километра, заездков, каждый сезон сооружаемых заново. Рыба, стремившаяся в Амур, встречала на своем пути изгородь, стараясь ее обойти, попадала в ловушки-глаголи. На берегу и на ловушках царило оживление. По Амуру сновали лодки и катера с кунгасами.
В надежде на быстрый заработок на рыбалки устремлялись каждое лето тысячи людей, но большой ход рыбы бывал не каждый год, а через три на четвертый, а то бывало и так, что хорошо шла горбуша, но плохо кета, и наоборот.
Постепенно сопки справа и слева отодвинулись далеко в стороны и, наконец, превратились в зыбучие призрачно голубые волны. Впереди засверкало необъятное спокойное море. Стояло полное безветрие: в летнее время штормы на Охотском море бывают очень редко. В отличие от озерной ровной глади море едва заметно дышало.
Чем дальше мы уходили от земли, тем заметнее становилось волнение, и постепенно, в такт волнам стала раскачиваться и наша шхуна - мерно и однотонно.
Иногда из воды показывалась темная круглая голова тюленя; уставившись любопытными глазами на шхуну, она минуту оставалась неподвижной, потом камнем, без всплеска уходила в воду. Рыба шла в Амур, а тюлени шли за ней.
Боев, посасывая цигарку, неторопливо пояснял:
- Бывает, что верст за четыреста-пятьсот идет тюлень по Амуру вслед за рыбой. Кум рассказывал, будто в двадцать девятом году был случай: около Малмыжа рыбаки нерпу убили. Это за Комсомольском, если от Николаевска счет вести. Любит тюлень рыбу. Иную убьешь, а в ней сала на ладонь и внутри вся залита… Белуха - тоже. Раньше много ее промышляли, а теперь, вроде, поменьше стало. Изводят, да и рыба уже не та!.. Перед первой мировой войной японцы здорово у нас здесь хозяйничали на концессиях. Заездок на заездке стоял. До миллиона центнеров брали, а теперь? Дай бог, когда третью часть…
Небо безоблачное, белесоватое от жары, над водой стоит дрожащее марево испарений, и трудно разобрать, где кончается вода и начинается небо. Меня укачало, захотелось лечь..
Вечером на горизонте, как далекие застывшие на месте облака, показались нежно-сиреневые в закатных лучах острова Шантарского архипелага. «Пушник» держал курс на них. На одном из них - Большом Шантаре - нам предстояло попытать счастья в охоте.
- Ну, Саша, собирай что надо для охоты. Утречком, чуть свет выйдем,- сказал мне Боев.- Главное выспись хорошенько, чтобы нервы не подкачали, а то всяко бывает, раз на раз не приходится…
Ночью я слышал, как гремела якорная цепь, как громко разговаривал с матросами капитан. В открытый иллюминатор веяло сыростью и холодом.
«Наверное, приехали»,- подумал я и, поплотнее закутавшись в одеяло, снова заснул.
Едва забрезжил рассвет, Боев меня разбудил. Мы взяли винтовки, патронташи, пристегнули к поясу охотничьи ножи и вышли на палубу. Море окутывал редкий туман. На востоке тонкую пелену тумана пробивал луч солнца. У скалистого берега тихо вздыхало море. У самого борта шхуны висел ялик.
Осторожно держась за мокрые от росы канаты, мы спустились в него. Завизжали блоки, и ялик, опускаясь, плавно коснулся широким днищем темной воды. Матросы подобрали канаты, а мы оттолкнулись от борта шхуны и, поскрипывая уключинами, погнали ялик к острову. Хотя море было спокойное, у берега, шурша крупной галькой, размеренно билась прибойная волна.
Оставив весла, я прыгнул в воду и с набежавшей волной выдернул лодку на берег. Боев помог мне оттащить ее как можно подальше от воды и закрепить, обвязав трос вокруг ребристого обломка скалы.
- Перекур,- скомандовал он и полез в карман за кисетом.
Мы присели на большой темно-зеленый камень, отшлифованный волнами.
- Недалеко от этих островов промышляют белуху,- тихо сказал Боев.- Разделывают их чуть ли не в воде, сало и шкуры снимают, а мясо оставляют - бросают. Бывает так, что туши этих белух прибивает к острову, а здесь всякий зверь - лисица, медведь выходят ими лакомиться. Я тут не раз медведей видел. Так вот мы и пойдем вдоль воды, может какого и повстречаем. Только идти надо тихо, галькой не стучать, не разговаривать, а то учуют, уйдут…
С этими словами он достал обойму с патронами, протер ее и зарядил винтовку. Я последовал его примеру.
- Ну пошли, что ли? - сказал Боев и встал.
К узкой береговой ленте галечной отмели вплотную подступали отвесные скалы. В глубоких темных расщелинах еще лежали изъеденные ветром пласты слежавшегося снега и льда.