— Позволь, а холод? Это же Арктика?
— Ну, что Арктика? Разве в такую минуту думаешь о холоде? Но только это и есть хорошего. Да и то, если сказать правду, бывает так, что северное сияние разливается, а ты идешь и ни разу носа вверх не поднимешь. Так попусту и тратятся электроны в небе.
— Мороз мешает?
— Нет, просто думаешь о другом. По работе что-нибудь занимает, увлечешься и забудешь о всех сияниях в мире.
— Нет, у нас определенно лучше.
— Какой разговор! Конечно, лучше.
— Пошли на речку, — сказал Полосухин, заходя в комнату к приятелям. — Наши девочки уже плещутся.
По дороге, чтобы заполнить пустое время, он рассказал очередной анекдот.
— Едет на ярмарку цыган из породы тех, что экономят на лошади. Телега у него прикрыта рогожей. Встречается ему мужичок. «Цыган, чего везешь?» — «Солому». — «Чего, чего?». — «Солому!». — «Да что ты шепотом говоришь?». — «Боюсь, лошадь услышит!»
Павлов рассеянно рассмеялся, думая о чем-то ином, а Корзухин поморщился.
— Твоему анекдоту вчера исполнилось сто лет, — сказал он. — Анекдот должен быть боевым, технически грамотным, идеологически выдержанным, он обязан бичевать отсталость, бескультурье, пережитки старого. А это что — беззубость! Таких цыган давно нет. Я знал одного цыгана, Тимофея Петровича Котельникова, он готовил диссертацию на степень кандидата математических наук. Потом я ухаживал за цыганкой Лидочкой Палей, она была ученым секретарем в институте. Что общего между ними и твоей голодной лошадью?
— Пожалуйста, получай технически оснащенный анекдот, — сказал несмутившийся Полосухин. — Был у нас на шахте директором некий Треплов, из всей техники угледобычи он знал только то, что план должен быть выполнен и перевыполнен. Приезжает управляющий трестом Даниэлян, ходит по шахте, а навстречу всякая дрянь — обломки, разбитые вагонетки. Даниэлян берет кусок угля с породой и сует его Треплову. «Какова теплотворная способность вашего угля?» — Треплов, не смутившись: «Восемь тысяч калорий, товарищ Даниэлян», — то есть называет самый хороший уголь. — «Каких калорий — больших или малых?» — кричит Даниэлян, озлившись. Треплов осторожно: «Как вам сказать, товарищ управляющий, — средних!»
Но Корзухин и на этот раз не улыбнулся.
По пляжу с криком и хохотом бегали санаторники. Павлов догнал в реке Лилу и шлепнул ее по спине ладонью.
— Ах! — вскрикнула она и нырнула.
Корзухин плыл рядом с Милой и вел серьезную беседу — Мила иных разговоров не поощряла.
— Был в Москве, в стереокино, — сообщил он. — Ничего толком не разглядел, а глаза испортил — два дня на свет не мог глядеть.
— Ужас! — говорила Мила, переворачиваясь на спину. — Как не запретят такое безобразие!
В санатории зазвонил колокол. Девушки испуганно вскрикнули и заторопились к берегу.
— Куда же вы? — кричал Павлов. — Еще немного.
— Нельзя, нужно ванны принимать.
— Река — это та же ванна, только побольше и с солнцем, — убеждал Корзухин Милу.