— Нет, нет… Нум ничего не рисует…
Абахо осторожно положил украшенную силуэтом бизона палку на землю и молча удалился. Костыль калеки — только и всего!
Нум постарался изгнать из мыслей это унизительное воспоминание. Бесшумно раздвинув завесу из коры, закрывавшую вход, он высунул голову наружу и огляделся.
Перед хижинами летнего становища простиралось обширное пустое пространство. В центре его горел большой костер, который двое караульщиков должны были поддерживать всю ночь, отгоняя от стоянки волков и других хищников. Один из ночных стражей дремал, положив подбородок на рукоятку массивной палицы. Второй, по-видимому, отправился в обход становища. Где он мог находиться?
Нум ждал затаив дыхание. Ночь была совсем светлой. Круглый щит полной луны сиял над опаленными пожаром вершинами ближнего леса. Было свежо, даже немного прохладно. Человек у костра тихонько свистнул; слева, из-за хижины Большого Совета, донесся ответный свист.
«Он на другом конце становища, — подумал Нум. — Я могу спокойно выйти».
Выскользнув наружу, он бесшумно зашагал прочь, стараясь держаться в тени хижин. Из-за тонких стенок летних жилищ до него доносилось равномерное дыхание спящих людей. Где-то заплакал во сне ребенок…
Миновав последние хижины, Нум выбрался на тропинку, которая вела к Большому болоту, и пошел по ней так быстро, как только позволяла ему больная лодыжка. Земля под ногами была неровной и твердой. Каждый камень, каждый корень, каждая выбоина отдавались жгучей болью в искалеченном суставе. Пришлось закусить губу, чтобы нечаянно не вскрикнуть.
Наконец земля на тропинке стала мягче, и Нум остановился, чтобы отдышаться. Прошлым летом ему не раз случалось углубляться в лабиринт Большого болота, и он довольно хорошо изучил опасные места. Но за год знакомые тропинки могли зарасти травой и исчезнуть. А без них легко потерять направление, пробираясь среди густых и высоких зарослей камыша, или оступиться и попасть в бездонную топь, никогда не возвращающую своих жертв.
Нум осторожно двинулся дальше.
Влажный ночной воздух над болотом был полон таинственных шорохов и звуков, внезапно смолкавших при его приближении. Лягушки звучно шлепались в трясину и прятались под широкими листьями водяных лилий; выдры бесшумно ныряли в черную воду; перепуганные водяные крысы опрометью кидались к поваленным деревьям, под корнями которых скрывался вход в их жилище. Но болото продолжало жить своей загадочной ночной жизнью. На поверхности его то тут, то там с тихим шипением лопались пузырьки газа, что-то хлюпало по воде, что-то влажно чмокало; в камышах слышалось потрескивание сухих стеблей, осторожные шелесты и шорохи. Воздух был насыщен болотными испарениями, терпким запахом гнили и разложения.
Тропинка, по которой шел Нум, извивалась среди высоких трав с острыми режущими краями и вела к протекавшей посреди болота речке. Пружинящая, зыбкая почва хлюпала при каждом шаге. Ноги вязли по щиколотку в липкой грязи, брызгавшей сквозь траву. Прикосновение холодной болотной жижи к воспаленной лодыжке облегчало и успокаивало боль.
Палка Нума, глубоко вонзавшаяся при ходьбе в пропитанную влагой землю, мало помогала мальчику. В конце концов Нум сунул ее под мышку и продолжал осторожно продвигаться вперед, напрягая слух, зрение и обоняние. Он чувствовал, что его со всех сторон окружает враждебное молчание населяющих болото живых существ. Как человек, он внушал всем этим существам страх, но и сам, в свою очередь, опасался их.
Вдруг Нум остановился с бурно забившимся сердцем. Больная нога его ударилась с размаху о полусгнивший корень, очертания которого напоминали кольца огромной змеи. Слева от тропинки вспыхивали в тумане призрачные зеленые огоньки, мерцали несколько минут и также внезапно исчезали, словно растворившись в темноте ночи.
«Это души умерших без погребения, утонувших в болоте», — думал Нум, вздрагивая.
Он уже раскаивался, что покинул уютную хижину, где мирно похрапывали Ури и Тхор. Удастся ли ему разыскать на темной тропинке следы Абахо? Вязкая болотная грязь быстро затягивала его собственные следы. Нум посмотрел назад: дорога, которую он только что преодолел, казалось, делала ему тайные знаки, приглашая вернуться; тростинки приветливо покачивали верхушками, словно кланяясь; расхрабрившаяся лягушка хрипло квакала у самого края тропинки.
Впереди простиралась неизвестность, зыбкая тьма, населенная невидимыми враждебными существами. Запретная область. Позади — все привычное, знакомое, безопасное.
Нум не поддался искушению.
— Я пойду дальше, — упрямо прошептал он. — Все равно пойду дальше!
Он оперся о палку и перешагнул через толстый корень, похожий на ползущую змею. Пальцы нащупали на гладкой коре очертания бизона, и Нум сразу почувствовал себя не таким одиноким.
Раздвигая руками высокую стену камыша, мальчик снова устремился вперед. Ближе к берегам речки узкая тропинка постепенно расширялась; по обеим сторонам ее валялись плетенные из камыша верши, которыми обычно пользовались рыболовы. Крупная чешуя карпов, усеивавшая тропинку, блестела и искрилась в мертвом свете луны. На кустах были развешаны для просушки шершавые шкурки угрей.
Нум продвигался во мраке, удерживая дыхание, ловя чутким ухом каждый звук. Но тишина была такой глубокой, что скоро он отчетливо услышал впереди тихое лепетание маленьких струек воды. Тогда, остановившись, он лег ничком на землю и беззвучно пополз, переставляя локти по земле. Палка мешала ему, но он боялся расстаться с ней, опасаясь, что потом, в темноте, не сумеет разыскать ее.