— …она учинит жуткий хаос, — подхватил бог. — Келедона может затянуть любовную песнь, или колыбельную, или патриотический военный марш, и всё, что услышат из её уст смертные…
Я содрогнулся. Один вздох этих золотых девиц вверг меня в отчаяние, даже при том, что рядом торчал державший их под контролем Аполлон. Перед моими глазами так и встала келедона, запевающая что-нибудь эдакое на запруженной людьми площади, — и тотчас все засыпают, или бросаются друг другу на шею, или затевают общую драку…
— Её надо остановить, — твёрдо сказал я. — Но почему мы?
— Вы мне нравитесь! — радостно сообщил Аполлон. — Вы уже имели дело с сиренами. Тут всё примерно так же — заткнёте воском уши, и всё. К тому же твой друг Гроувер — сатир, у него природный иммунитет к волшебной музыке. И на лире он умеет.
— На какой ещё лире? — не понял я.
Аполлон щёлкнул пальцами. Внезапно в руках у Гроувера обнаружился самый прикольный музыкальный инструмент, какой я когда-либо видел. Внизу — пустой черепаший панцирь (черепаху тут же стало ужасно жалко, она такое перенесла… но не суть). В него воткнуты два полированных деревянных рога, прямо как у быка, а между ними — планка, и семь струн натянуты от неё к днищу. Всё в целом смотрелось как странный гибрид арфы, банджо и… ну и дохлой черепахи.
— Ой! — Гроувер чуть её не уронил. — Я не могу! Это же твоя…
— Ага, — сияя, согласился Аполлон. — Это моя личная лира. Если ты её сломаешь, я тебя испепелю, так что, не сомневаюсь, ты будешь осторожен. Ты же умеешь на ней играть, правда?
— Э-э-э… — Гроувер тренькнул нечто заунывное, похожее на похоронный марш.
— Ты, главное, тренируйся, — успокоил его Аполлон. — Чтобы обуздать келедону, вам понадобится магия лиры. Пусть Перси отвлечёт её, а ты играй.
— Значит, отвлечёт… — Задача звучала всё поганее и поганее.
Понятия не имею, как эта скорлупка сможет победить золотой автомат… но Аполлон уже хлопал меня по плечу — типа, вот и договорились.
— Отлично! — сказал он. — Встретимся у Эмпайр-стейт-билдинг на закате. Вы приводите келедону, а я так или иначе убеждаю Гефеста её починить. Только, чур, не опаздывать! Нельзя, чтобы публика ждала. И запомните, чтобы ни царапинки на инструменте, я всё проверю!
И солнечный бог вместе со своими золотыми певицами растворился в очередном облаке пара.
— С днём рождения, дорогой Гроувер! — прохныкал Гроувер и извлёк из лиры крайне плачевную ноту.
Мы сели на метро в сторону Таймс-сквер — решили, что это хорошее место для начала поисков. Самая середина Театрального квартала, с кучей самых чудны́х уличных артистов и примерно так миллиардом туристов: самое то для золотой дивы, желающей привлечь к себе внимание.
Замаскироваться Гроувер не потрудился. На белой футболке у него красовалась надпись: «Что нам скажет Пан?» Из курчавой шевелюры торчали кончики рогов. Обычно свои мохнатые голени он прятал под джинсами, а копыта — под специального кроя ботинками, но сегодня от пояса вниз он был откровенный козёл.
Не думаю, что это имело хоть какое-то значение. Большинство смертных не видят сквозь Туманы, скрывающие истинное обличье волшебных существ. Даже безо всякой специальной маскировки людям придётся сильно приглядываться, чтобы убедиться, что перед ними сатир. Да и тогда они, скорее всего, глазам своим не поверят. Люди это хорошо умеют — не верить своим глазам. В конце концов, кругом Нью-Йорк.
Пока мы проталкивались сквозь толпу, я обшаривал взглядом местность на предмет проблесков золота. Никакой беглой келедоны в окрестностях, однако, не наблюдалось. Дела на площади шли как обычно. Парень, одетый только в трусы и гитару, фотографировался с какими-то зеваками. Полицейские, скучая, подпирали углы. Перекрёсток Бродвея и Сорок Девятой Западной был перекрыт: там техническая команда сооружала сцену. Проповедники, спекулянты билетами и лоточники пытались переорать друг друга. Из десятков колонок надрывалась музыка, но никакого магического пения я не слышал.
Гроувер протянул мне комок тёплого воска, чтобы сразу залепить уши, если что, — сказал, у него всегда с собой есть немного, вместо жвачки. Пихать это в уши мне сразу расхотелось.
Тем временем мой друг успел налететь на лоток торговца солёными крендельками и отскочить, сжимая в объятиях Аполлонову лиру, — не дай бог, что случится.
— Ты же знаешь, как пользоваться этой штукой, правда? — спросил я. — Я имею в виду, что за магию она творит.