Она быстро дошла до леса. Ты из любопытства, как умеют лишь кошки, у которых еще не истрачены восемь жизней из девяти, последовала за ней. Закончив дела, Матушка Ветровоск вернулась по своим следам к небольшому ручейку, который весело журчал и звенел в лесу неподалеку.
Она хорошо знала лес. Каждую корягу, каждый пень, каждое живое существо в нем. И куда более полно, чем кто-либо смог бы это сделать не будучи ведьмой. Когда ее нос подсказал ей, что поблизости никого нет, кроме Ты, она открыла сумочку, достала кусок мыла собственного изготовления и разделась.
Она вошла в ручей и постаралась вымыться дочиста, насколько это возможно. Потом, вытеревшись и завернувшись лишь в плащ, она вернулась в домик, дополнительно накормила Ты, покачала головой, и, мурлыча под нос какой-то древний мотивчик, забралась по скрипучей лестнице в спальню.
Там Эсмеральда Ветровоск расчесала свои длинные седые волосы и вновь заколола их армией заколок, сложив традиционной раковиной. Потом она оделась, выбрав свое лучшее ведьминское платье и наименее ношенную пару панталон. Чуть погодя она распахнула окно навстречу теплому вечернему воздуху, осторожно положила пару монет в один пенни на крохотный прикроватный столик рядом с остроконечной шляпой, украшенной новой шпилькой.
Последнее, что она сделала перед тем, как лечь, взяла в руки знакомую табличку, переписанную чуть ранее.
Чуть погодя, когда Ты вспрыгнула на постель, ей стало понятно, что произошло нечто странное. Она услышала, как в темноте ухнула сова и залаяла лисица.
Ты осталась одна. Совсем одна.
Но если бы кошки умели улыбаться, то она бы улыбнулась.
Эта ночь была странной. Совы ухали почти без передышки, и ветер снаружи по какой-то причине заставлял моргать свечи, словно в отместку залетая внутрь и вылетая обратно, но на Матушке Ветровоск было новое платье, и она была ко всему готова.
И вот в глубине теплой темноты, когда рассвет незаметно уже начал подкрадываться к ночи, к ее душе явился посетитель. Некто с косой, лезвие которой было настолько острым, что было способно отделить душу от тела.
Потом тьма заговорила:
— ЭСМЕРАЛЬДА ВЕТРОВОСК, ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО ПРИШЕЛ. МОГУ СКАЗАТЬ, ДЛЯ МЕНЯ ЭТО БОЛЬШАЯ ЧЕСТЬ.
— Я знаю, что это вы, господин Смерть. В конце концов, мы ведьмы всегда знаем свой час, — ответила Матушка Ветровоск, оглядываясь на свое лежащее на постели тело.
Посетитель был ей знаком, и местность, по которой он вел ее, так же была ей знакома, поскольку за долгие годы она не раз помогала пройти по ней другим. Ведьмы стоят на границе сущего, между светом и тьмой, между жизнью и смертью, совершая выбор, решая, хотя другие сочтут, что никакого выбора или иных решений быть не может. Иногда им приходится помочь какой-нибудь бедной душе пережить последние минуты, найти дверь и не потеряться в темноте.
Матушка Ветровоск была ведьмой долгие, долгие годы.
— ЭСМЕРАЛЬДА ВЕТРОВОСК, МЫ УЖЕ МНОГОКРАТНО ВСТРЕЧАЛИСЬ РАНЕЕ, НЕ ТАК ЛИ?
— Слишком часто, чтобы считать, господин Жнец. Ладно, ты наконец заполучил и меня, старый пройдоха. Я прожила так долго, что грех жаловаться. И я не из тех, кто торопится или причитает.
— Я С ИНТЕРЕСОМ НАБЛЮДАЛ ЗА ТВОИМ РОСТОМ, ЭСМЕРАЛЬДА ВЕТРОВОСК, — произнес голос в темноте. Голос был твердым, но о-очень вежливым, однако в его тоне ощущалось удивление: — ПРОШУ, ОТВЕТЬ, ПОЧЕМУ, ЗНАЯ, ЧТО ТЫ МОГЛА БЫ СТАТЬ КЕМ УГОДНО И ПОЛУЧИТЬ ЧТО УГОДНО НА СВЕТЕ, ТЫ ОСТАЛАСЬ ЖИТЬ В ЛЕСНОЙ ХИЖИНЕ В ЭТОЙ БЕДНОЙ СТРАНЕ?
— Не могу ничего сказать за весь свет, по крайней мере не особо много, но в моей стране я могу совершать небольшие чудеса для обычных людей, — едко ответила Матушка Ветровоск. — А что до всего света, то я никогда не хотела всего… мне нужна была только часть. Крохотная часть, о которой я могла заботиться и беречь от бурь. Не от тех, знаете ли, что являются с небес, а другого рода.
— МОГЛА БЫ ТЫ СКАЗАТЬ, ЧТО ТВОЯ ЖИЗНЬ ПРИНЕСЛА ЛЮДЯМ ЛАНКРА И ОБЩЕСТВЕННОСТИ ПОЛЬЗУ?
Спустя минуту душа Матушки Ветровоск ответила:
— Что ж, не буду хвастать, ваша милость. Я считаю, что сделала все правильно, по крайней мере для Ланкра. А в Общественности я ни разу не была.