Теория г-на Дэвиса признана всеми спиритуалистами, и именно эту модель ясновидцы берут за основу, когда описывают отделение «нетленного от тленного». Но здесь дороги спиритуалистов и ацтеков расходятся; ибо в то время как первые утверждают, что душа бессмертна и сохраняет свою индивидуальность в вечности, ацтеки говорят, что, «если покойный вел благочестивую жизнь, julio восходит высоко к нашим богам, но, если он вел жизнь недостойную, julio умирает вместе с телом».
Некоторые, возможно, сочтут, что «примитивные» ацтеки более последовательны в своей логике, нежели наши современные спиритуалисты. Лопари и финны тоже утверждают, что пока физическое тело гниет, усопшему дают новое тело, которое видит только шаман.
…Хотя дыхание, или дух, или душа, — говорит далее профессор Мюллер, — представляют собой наиболее общие названия… мы говорим… что тень умершего первоначально означала тень, отбрасываемую телом. Тот, кто первым употребил это выражение, а мы находим его в самых отдаленных уголках земного шара, очевидно, рассматривал тень как более близкое тому, что он хотел выразить: нечто, что должно быть бесплотным и в то же время тесно связанным с телом. Греческий эйдолон означает лишь малыши, небольшой народ. Но вот что любопытно… народ, рассматривающий жизнь или душу как тень физического тела, уверовал в то, что мертвое тело не отбрасывает тени, поскольку тень его покинула; а также в то, что она становится чем-то вроде Питера Шлемиля.
Верит ли в это племя амазулу и другие племена Южной Африки? Несомненно; эта идея широко распространена и среди славянских христиан. Если заметят, что труп отбрасывает тень при солнечном свете, то его считают греховной душой, которую отвергло само небо. И она, как дух, привязанный к земле, обречена искупать свои грехи вплоть до Дня Воскрешения из Мертвых. И Ландер, и Кетлин рассказывают, что дикари племени мандан раскладывают черепа своих умерших по кругу. «Каждая жена знает череп своего усопшего мужа или ребенка, и «редко проходит день, чтобы она не навестила его, с блюдом самой лучшей еды… В ясный день можно видеть, как эти женщины сидят или лежат у черепа своего ребенка или мужа и ласково, любовно беседуют с ними (как они делали это раньше) и, по-видимому, получают от них ответ»».
То что делают бедные матери и жены дикого племени мандан, совершают ежедневно миллионы цивилизованных спиритуалистов — и это лишний раз свидетельствует об универсальности убеждения, будто мертвые слышат и могут отвечать нам. С теософской, месмерической, и следовательно, в некотором роде научной точки зрения, первые могут привести более веские доводы, чем последние. Череп умершего человека, с которым так беседуют, несомненно, имеет магнетическую близость и более тесную связь с покойным, нежели стол, наклоняя который, умершие отвечают живым — стол, которого в большинстве случаев дух при своем воплощении никогда не видел и которого никогда не касался. Но спиритуалисты — не единственные, кто может соперничать с манданами. В каждом уголке России, оплакивая ли покойника, сопровождая ли гроб на кладбище, либо в течение шести недель после смерти крестьянки, так же как и женщины богатых торговых сословий, идут на могилу, чтобы в голос выть или, выражаясь библейским языком, «поднять вопль». Придя туда, они начинают ритмично причитать, обращаясь к покойному по имени, задавая ему вопросы и иногда останавливаясь в надежде услышать ответ.
Не только древние и идолопоклонники, египтяне и перуанцы думали, будто дух или душа умершего живет в мумии, а сам труп находится в сознании; подобное поверье распространено и в наше время среди православных христиан греческой и римской церквей. Мы упрекаем египтян за то, что они кладут своих набальзамированных покойников на стол, а перуанцев-язычников за то, что они проносят по полям труп своего родителя, дабы он смог увидеть и оценить состояние урожая. Но что же тогда говорить о мексиканском христианине современности? Под руководством священника он одевает покойников в пышные наряды и украшает их цветами, а если усопший является женщиной, даже румянит ей щеки. Затем тело усаживают на стул, стоящий на большом столе, откуда жуткий мертвец как бы председательствует над плакальщиками, сидящими вокруг стола, которые всю ночь едят и пьют, играют в карты и кости, справляясь у покойника о своих шансах. С другой стороны, в России существует обычай накладывать покойнику на лоб длинную полоску позолоченной и украшенной орнаментом бумаги, называемую Венчик (венец, корона), на которой яркими буквами начертана молитва. Эта молитва — нечто вроде рекомендательного письма, с которым приходской поп отправляет покойника к его святому-покровителю, отдавая усопшего под его защиту.
Баски-католики пишут письма своим усопшим друзьям и родственникам, адресуя их в рай, чистилище или ад, в соответствии с указаниями духовника почившего адресата, и, вложив их в гроб новоусопшего, просят его доставить письма в загробный мир, обещая посыльному, качестве вознаграждения заказывать мессы за упокой его души.
На недавнем сеансе, проводимом известным в Америке медиумом (см. «Banner of Light», Boston, June 14, 1879),
…Мерседес, покойная королева Испании, известила о себе и выступила вперед в пышном убранстве невесты — восхитительное богатство кружев и бриллиантов, и говорила на нескольких различных языках (среди присутствовавших был лингвист). Ее сестра, принцесса Кристина, также появилась вскоре, но в гораздо более скромном наряде, в виде застенчивой школьницы.
Таким образом, мы видим, что покойники не только доставляют письма, но даже, возвращаясь из небесных обителей, приносят с собою свои «кружева и драгоценности». Как древний языческий грек населял свой Олимп пиршествующими и флиртующими богами; как американский индеец помещает свой рай там, где духи отважных вождей восседают на призрачных конях и преследуют иллюзорную дичь; как у индуса есть множество высших лок, где его многочисленные боги живут в золотых дворцах, предаваясь всевозможным чувственным наслаждениям; а у христианина — Новый Иерусалим, с улицами из «чистого золота, прозрачного как стекло» и основаниями стен, «отделанными… драгоценными каменьями», где бесплотные щебечущие херувимы и божьи избранники восхваляют Иегову под звуки золотых арф, — так и у современного спиритуалиста есть своя «Страна Вечного Лета в пределах Млечного Пути», хотя и несколько выше небесных обителей других народов.
Здесь, среди городов и деревень, изобилующих дворцами, музеями, виллами, колледжами и храмами, проходит вечность. Молодых воспитывают и обучают, не успевшие развиться на земле достигают полной зрелости, старые молодеют, и каждое влечение и желание удовлетворяются; духи флиртуют, женятся и обзаводятся семьями с детьми.
Поистине, поистине мы можем воскликнуть вместе с Павлом: «О смерть, где твое жало? О ад, где твоя победа!» Вера в загробную жизнь предков — самое древнее и наиболее освященное временем изо всех верований.
Путешественники рассказывают, что все монгольские, татарские, финские и тунгусские племена, помимо духов природы, обожествляли также духов предков. Китайские историки, изучая урало-алтайские народности, гуннов и тюкуев, предков современных турков, изображают их поклоняющимися «духам неба, земли и духам умерших». Медхерст классифицирует китайских духов в следующем порядке: главными являются небесные духи (tien shin), за ними следуют земные духи (ti-ki), потом духи предков, или бродячие духи (jin kwei). Среди них наиболее почитаются духи покойных императоров, величайших философов и мудрецов. Они являются общественным достоянием всей нации и частью государственной религии, но «в то же время каждая семья имеет своих собственных манов, которым оказывают особое почитание и посвящают многие мистические обряды».
В то время как все нации одинаково верят, а многие даже и боготворят своих умерших, их взгляды относительно желательности прямого общения с этими усопшими гражданами существенно разнятся. По сути, среди образованных людей только современные спиритуалисты стремятся к постоянному общению с ними. В качестве примера возьмем несколько разобщенных народов. Индусы, как правило считают, что чистый дух человека, умершего примиренным с собственной судьбою, никогда не вернется обратно во плоти, чтобы досаждать смертным. Они утверждают, что только бхуты — души расставшихся с жизнью неудовлетворенными, не утолившими свои земные желания, короче говоря, порочные мужчины и женщины — становятся «привязанными к земле». Неспособные подняться к мокше, они вынуждены оставаться в земных сферах либо до своего следующего воплощения, либо до полного уничтожения и, таким образом, используют каждую возможность, чтобы преследовать людей, особенно слабых женщин. Возвращение или появление этих духов считается столь нежелательным, что индусы используют все возможные средства для предотвращения этого. Даже когда речь идет о самом святом чувстве — любви матери к младенцу, они делают все возможное, чтобы воспрепятствовать ее возвращению к нему. Среди некоторых из них распространено поверье, будто женщина, умершая при родах, обязательно вернется, чтобы охранять свое дитя. Поэтому, возвращаясь домой с гхата, после предания тела огню, все участники похорон густо посыпают дорогу от погребального костра до дома покойной горчичными зернами. По какой-то необъяснимой причине они верят, что дух, возвращаясь домой, должен поднять каждое из этих зернышек. А поскольку этот труд утомителен и долог, то бедная мать никак не сможет достигнуть своего дома до петухов, когда она будет вынуждена, подчиняясь законам мира призраков, исчезнуть до следующей ночи, роняя на землю все, что собрала. У чувашей, одного из племен, населяющих российские просторы, сын, предлагая жертвоприношение духу своего отца, неизменно произносит следующее заклинание: «Мы почитаем тебя этим угощением; посмотри, здесь хлеб и всякое мясо; здесь все, что ты можешь пожелать, только не тревожь нас и не приближайся к нам».
Лопари и финны считают, что духи, делающие свое присутствие явным и ощутимым, очень проказливы, но «самые озорливые — духи священников». Поэтому предпринимается все возможное, дабы держать их подальше от живых. Сходство, обнаруживаемое между этим смутным народным инстинктом и мудрыми выводами некоторых величайших философов и даже современных ученых, удивительно. «Почитайте духов — и держите их на расстоянии», — сказал Конфуций за шесть столетий до Рождества Христова. Девятью столетиями спустя Порфирий, знаменитый антитеург, описывая природу различных духов, выразил свое мнение о духах умерших людей, сказав, что он не знал такого зла, на которое не были бы способны эти опасные демоны. А в наш собственный век барон Дюпоте, каббалист и величайший магнетизер современности, в своей работе «La Magie Devoilee» предупреждает спиритов, чтобы они не тревожили мертвых. Ибо «вызванная тень может прилепиться к вам, преследовать и впоследствии все время оказывать воздействие; и мы сможем умиротворить ее, лишь заключив договор, который свяжет нас с нею вплоть до самой смерти!»
Но все это — лишь частные мнения; сегодня нас больше волнует вопрос: как могла вера в загробную жизнь так укорениться в каждом из последующих веков, несмотря на вкропившиеся в нее преувеличения, если она является лишь туманной и нереальной концепцией интеллекта, возникшей у «примитивного человека». Изо всех мужей науки единственный удовлетворительный ответ дал профессор Макс Мюллер в «Introduction to the Science of Religion», хотя он и не щадит усилий, дабы представить в своем труде эту веру как обычное «суеверие». Но нам придется примириться с его выводом, за неимением лучшего. К более удачному решению он сможет прийти, лишь переступив границы сравнительной филологии и смело вторгнувшись в область чистой метафизики; короче говоря, следуя тропою, запрещенной точной наукой. Одним ударом он рубит гордиев узел, который Герберт Спенсер и его школа так сильно затянули под колесницей «Непознаваемого». Он показывает нам, что «существует философская дисциплина, исследующая условия сенсуалистического, или интуитивного, знания», а также «другая философская дисциплина, исследующая условия рационального, или концептуального, знания», а затем дает определение третьей способности –
…постигать Бесконечное не только в религии, но во всем сущем — силы, не зависящей от чувства и рассудка, силы, в определенном смысле противоречащей чувству и рассудку, но тем не менее очень реальной силы, существующей с сотворения мира; ни чувство, ни рассудок не в состоянии одолеть ее, в то время как она способна победить и рассудок и чувство.
Интуиция, всецело лежащая за гранью понимания наших современных биологов, вряд ли может быть описана лучше. И тем не менее, заканчивая свою лекцию о магических обрядах китайцев и их храмах поклонения духам предков, наш великий филолог замечает: «Это происходит постепенно; все начинается с возложения на могилу цветка, а заканчивается поклонением духам…»
[В этой статье А. П. Синнетта есть следующая сентенция: «Борьба… происходит в сфере (или состоянии) существования, непосредственно примыкающей к нашему физическому состоянию, — в камалоке… заканчиваясь отрывом пятого принципа — человеческого Эго».
К ней Е. П. Блаватская и сделала свое замечание].
Слово «отрыв» кажется неудачным выражением, поскольку предполагает мысль об отдельной сущности, в то время как обсуждается только принцип. «Возвышенные качества» пятого принципа в течение периода жизни личности эволюционируют в силу его более или менее близкого уподобления шестому, благодаря развитию или, точнее, одухотворению интеллектуальных возможностей, сосредоточенных в Манасе (пятом), со стороны Буддхи. В ходе борьбы, о которой идет речь, когда духовная монада, стремящаяся войти в состояние дэвакхана, подвергается процессу очищения, происходит следующее: личное сознание, которое и составляет персональное Эго, должно освободиться от каждой земной крупицы грубого материального налета, прежде чем станет способным жить «в духе» и как дух.
Поэтому, в то время как высшее сознание со всеми его благородными высшими чувствами — такими, как бессмертная любовь, доброта и все качества божественности в человеке, даже в их латентном состоянии — притягивается, следует за монадой и поглощается ею, тем самым наделяя ее — являющуюся неотъемлемой частью мирового сознания, не имеющую вследствие этого собственного сознания — личным самосознанием, остатками наших земных мыслей и забот, «материальные вкусы, чувства и склонности» скрываются в оболочке. Это, так сказать, чистый фимиам, дух пламени, освобождающийся от золы и пепла зажженного огня. Поэтому слово «отрыв» вводит в заблуждение.