Именно по этой причине многие настаивают на том, что эволюционная модель не применима к поведению человека. Вместо того чтобы отрицать существование благородных побуждений (тогда как у нас есть убедительные свидетельства обратного), эти люди предпочитают считать, что Дарвин заканчивается на обезьянах. С этой точки зрения, культура и другие небиологические силы так важны для человека, что нам гораздо лучше просто игнорировать влияние эволюции.
Моя задача в данной главе — использовать простую идею из экономической теории, чтобы наметить альтернативный путь, связанный с индивидуальным отбором, при помощи которого возникли альтруизм и другие формы внешне неэгоистического поведения. Механизм, который я описываю, отличается от тех, что мы видели в главе II, тем, что поведение, которое он пытается описать, — неэгоистическое в строгом смысле слова: если бы индивиды могли избирательно воздерживаться от него, им и их родственникам было бы лучше в материальном отношении. В последующих главах я буду рассматривать целый ряд свидетельств, которые согласуются с представленным мною здесь объяснением. Но в данной работе я вовсе не берусь утверждать, что именно этот механизм и есть объяснение неэгоистического поведения или даже что он — самый важный. Я надеюсь просто установить, что это вероятный кандидат, и тем самым стимулировать других к дальнейшим поискам.
Прежде чем перейти к более детальной аргументации, было бы полезно прояснить, чего я не стремлюсь добиться. Представляя более ранние варианты этой работы, в каждой аудитории я встречал небольшое число людей, которых возмущало простое упоминание того, что на человеческие решения могут влиять биологические силы. Этим людям я отвечал, что не ставлю себе цели убедить кого бы то ни было в том, что биологические силы играют такую роль. Скорее, моя цель — установить, что, даже если бы на поведение оказывали воздействие только биологические силы, неоппортунистическое поведение все равно могло бы возникнуть. Мой тезис состоит в том, что стандартные социобиологические модели просто неадекватно обращаются с важным классом проблем, с которыми люди сталкиваются в своем социальном окружении, и что поведение, необходимое для решения этих проблем, сильно отличается от того, что возникает в стандартных моделях.
Чтобы участвовать в этой дискуссии, необязательно принимать тот взгляд, что биологические силы важны. Как и необязательно его отвергать, естественно.
Чтобы какая-то черта появилась в эволюционных моделях, она должна быть не только благоприятной для индивида, но также более благоприятной, чем другие черты, которые могли бы быть поддержаны за счет тех же самых телесных ресурсов. Возьмем эволюцию зрения. Люди и другие животные видят лишь малую толику потенциально доступного спектра. Человек, который мог бы хорошо различать существенную часть инфракрасного спектра, обладал бы очевидными преимуществами перед нами, в частности, его ночное зрение было бы острее. И все же люди не воспринимают этих оттенков спектра. Причина с точки зрения эволюции в том, что нейрологические мощности, необходимые для инфракрасного видения, используются для более важных нужд. То, что выиграет человек, способный видеть инфракрасное излучение, по всей видимости, не так важно, как, например, более острое зрение на ограниченной части спектра.
Чтобы развилось какое-то нравственное чувство, оно должно давать не просто преимущество, но важное преимущество. Теория нравственных чувств, которую я здесь излагаю, показывает, что это именно такие чувства. Они помогают нам решить важную и повторяющуюся проблему социального взаимодействия, а именно проблему обязательства, представленную в главе I.
• Обман. Два человека, Смит и Джонс, могут начать потенциально прибыльное предприятие, скажем, открыть ресторан. Возможности для выгоды в их случае обеспечиваются естественными преимуществами разделения и специализации труда. Смит — талантливый повар, но робок и некомпетентен в качестве менеджера. Джонс, в свою очередь, не может даже яйца сварить, но обстоятелен и наделен хорошим деловым чутьем. Вместе у них есть необходимые навыки для открытия успешного предприятия. Если же они будут работать в одиночку, их потенциал окажется гораздо более ограничен.
Их проблема в следующем: каждому из них представляются возможности обманывать так, что его нельзя будет поймать с поличным. Джонс может брать деньги из кассы без ведома Смита. Смит же может получать откаты от поставщиков продуктов.
Если только один из них обманывает, он выигрывает. Тот, кто не обманывает, проигрывает, но не знает почему. Его низкая прибыль однозначно не указывает на то, что его обманывают, потому что можно найти множество безобидных объяснений, почему дела в бизнесе могут идти плохо. Если жертва тоже обманывает, она тоже может избежать разоблачения, и дела у нее пойдут лучше, чем когда она не обманывала, но все равно не так хорошо, как если бы оба были честны.
Как только предприятие открывается, эгоистический интерес недвусмысленно склоняет к обману. Тем не менее если оба могли бы взять на себя твердое обязательство не обманывать, они бы получили от этого выгоду. Трудность, с которой они сталкиваются, очень напоминает пример с похищением у Шеллинга из главы I и дилемму заключенного из главы II.
• Сдерживание. Предположим, Смит выращивает пшеницу, а Джонс разводит скот на прилегающем участке. Джонс обязан возмещать любой ущерб, который его бычки могут нанести пшенице Смита. Он может избежать необходимости возмещать убытки, если полностью окружит свой участок забором, который будет стоить ему 200 долларов. Если участок останется неогороженным, бычки съедят пшеницы на 1000 долларов. Однако Джонс знает, что если его бычки съедят пшеницу Смита, обращение в суд обойдется тому в 2000 долларов.
Несмотря на эти исковые издержки, Смит грозит засудить Джонса, если тот не поставит ограждение вокруг своего участка. Но если Джонс считает Смита рациональным, эгоистическим человеком, эта угроза неубедительна. Когда пшеница будет съедена, Смиту будет бесполезно обращаться в суд. Он потеряет больше, чем ему возместят.
• Торг. В этом примере у Смита и Джонса снова появляется возможность начать прибыльное предприятие. Есть некая задача, которую только они могут выполнить и которая даст им 1000 долларов чистой прибыли. Джонс не испытывает нужды в дополнительном заработке, тогда как Смиту требуется оплатить важный счет. Фундаментальный принцип теории торга в том, что сторона, которой меньше всего нужна транзакция, находится в самой сильной позиции. Разница в их обстоятельствах, таким образом, дает Джонсу преимущество. Меньше нуждаясь в прибыли, он может убедительно угрожать отказом от сделки, если не получит львиную долю, скажем, 800 долларов. Чтобы сделка не развалилась, в интересах Смита капитулировать.
Смит, однако, мог бы защитить свою позицию, если бы мог взять на себя твердое обязательство не соглашаться, например, менее чем на половину доходов. Один из способов этого добиться — подписать контракт, который потребует от него пожертвовать 500 долларов республиканской партии в случае, если он получит меньше 500 долларов от совместного предприятия с Джонсом. (Смит — убежденный демократ и находит перспективу такого пожертвования ужасной.) После такого контракта больше уже не в его интересах уступать угрозам Джонса. (Если бы Смит получил, например, 200 долларов, ему бы пришлось делать пожертвование в 500 долларов, которое обойдется ему дополнительно в 300 долларов, которых он бы не лишился, если бы вообще не брался за работу с Джонсом.) Угроза Джонса вдруг лишается всей своей силы.
• Брак. В качестве последнего примера проблемы обязательства рассмотрим трудность, с которой сталкивается пара, желающая пожениться. Каждый считает другого подходящим кандидатом. Но брак требует существенных инвестиций, которые каждый из них боится потерять, если другой партнер в будущем уйдет ради более привлекательной возможности. Без разумной гарантии, что этого не случится, ни один из них не готов на инвестиции, необходимые, чтобы наилучшим образом устроить брак.
Они могли бы решить свою проблему, если бы составили подробный брачный договор, который накладывал большие штрафные санкции на того, кто решит уйти. В конце концов, они готовы отказаться от потенциально привлекательных возможностей в будущем, чтобы в их интересах было вкладываться в настоящую попытку создать семью. Достижению их цели поспособствуют принятие в настоящий момент определенных мер, которые изменят стимулы, с какими они столкнутся в будущем.
Все эти примеры объединяют две характерные черты. Во-первых, сами проблемы, если не предлагаемые решения, — ни в коей мере не надуманны или несущественны. В совместных предприятиях практические трудности почти всегда связаны с тем, чтобы следить за работой других людей. Снова и снова жульничество ведет к худшим результатам для всех. В этих ситуациях наличие инструментов, заставляющих держать обещание не обманывать, принесло бы выгоду всем сторонам. Похожим образом в конкурентных средах широко распространены возможности для хищничества. А там, где они есть, водятся и циничные люди, готовые ими воспользоваться. Возможность решить проблему сдерживания стала бы преимуществом первостепенного порядка. Проблемы с торгом тоже очень важны. Жизнь — это торг. Люди должны снова и снова спорить друг с другом, как разделить плоды их коллективных усилий. Тот, кто может успешно справляться с этими проблемами, будет иметь очевидное преимущество. Наконец, почти каждый сталкивался с проблемой брака в том или ином варианте. Едва ли можно сомневаться, что весьма ценно было бы иметь возможность решить эту проблему.
Вторая яркая черта четырех примеров в том, что предлагаемые решения либо безнадежно туманны, либо совершенно непрактичны. В самом деле, не предлагалось ни одной подсказки касательно того, как можно взять на себя обязательство не обманывать, если обман невозможно разоблачить; или как можно выполнить обязательство отомстить, если агрессор понимает, что мщение нерационально. Контракты, подобные тому, который предложен для проблемы торга, возможно, не являются обязующими с юридической точки зрения, и есть много причин не желать, чтобы они были таковыми. Наконец, существуют различные санкции за прекращение брачного договора, и все равно лишь немногие люди считают, что их достаточно, чтобы удержать партнеров, полагающих, что их интересы лежат в другом месте.
Ирония проблемы обязательства состоит в том, что она возникает, потому что материальные стимулы в данный момент подталкивают людей к поведению, которое оказывается противоречащим их конечным материальным интересам. Все решения, предложенные в примерах, пытаются изменить соответствующие материальные стимулы. Вспомним, например, что в главе I жертва похищения, о которой рассуждает Шеллинг, решала проблему обмана, предоставляя похитителю компромат на себя, который мог бы выступить гарантом ее молчания. Контракты, предложенные для решения проблемы торга и проблемы брака, действуют сходным образом — изменяя материальные выигрыши людей.
Как, однако, отмечалось, зачастую на практике изменить материальные стимулы желательным образом невозможно. К счастью, есть потенциально плодотворный альтернативный подход. Материальные стимулы ни в коей мере не являются единственной силой, управляющей поведением. Даже в биологических моделях, в которых эти стимулы являются самой главной заботой, они напрямую не играют роли в мотивации. Скорее, поведение напрямую управляется сложным психологическим механизмом вознаграждения.
Система, управляющая приемом пищи, дает наглядную иллюстрацию этого механизма. Человек или животное едят не в силу рациональных подсчетов требуемых калорий. Вместо этого целый комплекс биологических сил заставляет их «чувствовать голод», когда содержимое их желудков, уровень сахара в крови и другие пищевые показатели падают ниже различных пороговых значений. Чувствовать голод — значит испытывать субъективное ощущение неудовольствия в центральной нервной системе. Опыт и даже, возможно, врожденные нервные цепи, сообщают нам, что принятие пищи снимет это ощущение.
В каком-то смысле именно поэтому мы и едим. От приема пищи есть материальный выигрыш, конечно. Любой организм, который отказывается есть, очевидно, будет неблагосклонно воспринят естественным отбором. Но соответствующие материальные выигрыши будут реализованы с гораздо большей вероятностью, если питание будет напрямую мотивировано естественным отбором. Когда пищи мало, ее поиски требуют больших усилий, что не так-то просто для кого-то, кто уже ослаблен недостатком питания. У такого человека ощущение сильного голода может мобилизовать резервы энергии так, как это не могут сделать чисто рациональные расчеты.