Грустным, унылым захолустьем повеяло на Крутова при виде этой картины.
Маневровый паровоз, гукнув, потащил эшелон к товарному двору, где была площадка для разгрузки тяжестей.
Сержант Коваль, командир пулеметного отделения, сердито хмуря светлые брови, приказал:
— Крутов, Кракбаев, Сумароков! Прибрать вагон и сдать его в полном порядке. Старшим назначаю Крутова.
— Приберем, — отозвался Крутов.
— Отставить! Повторите приказание, как положено.
— Есть прибрать вагон и сдать его в полном порядке!
— Выполняйте… Разболтались.
Бойцы усердно выскабливали грязь, сдалбливали лед, накопившийся по углам вагона за долгую дорогу.
— Черт бы побрал эту дыру, — промолвил Сумароков, утирая рукавом взмокший лоб. — Здесь не найдешь ни пожрать, ни выпить.
— Ну, магазин-то здесь есть, станция вроде большая.
— Что толку? Куда ни заглянешь — пустые полки.
Крутов пожал плечами: что поделаешь.
— Послушай, Керим, — обратился он к киргизу Кракбаеву, — поищи кусок железного листа или какой-нибудь ящик. Не сбрасывать же мусор под колеса…
В вагон зашел пожилой щуплый железнодорожник в затасканной телогрейке, в растоптанных валенках, пересчитал доски на нарах и приказал сложить их в одно место, к стенке. Говорил он, мешая русские слова с украинскими.
— Приятель, скажи-ка, — обратился к нему Сумароков, — где тут достать выпить?
Тот поднял на него невыразительные бесцветные глаза:
— Мабуть, есть закурить, хлопцы?
— Самосад домашний, — протянул ему кисет Сумароков.
— Ну?
— С тютюном дуже скверно, а горилка найдется. Спрашивай Якова Знобыша, меня на станции знают. Я у тэбе отсыплю завертки на три, добре?
Уже на выходе железнодорожник бросил через плечо: