А людей становилось всё больше, и двигались они туда же, куда и бабушка с девушкой. Шли и в одиночку, и по двое-трое… Большинство — пожилые, но была и молодёжь, и немало. Почти у всех в руках были красные гвоздики.
Галя попыталась опять вслушаться в слова песни — из-за гомона разбирать было всё сложнее:
— Ленчик, ты когда обратно?
Галя не сразу поняла, что пара, высокий парень в накинутой лёгкой куртке и яркая девушка в узких голубых брюках, обращаются именно к ней.
— Что?
— Мы часа в три обратно в город, можем тебя на машине подбросить.
Пробормотав «спасибо», девушка скорее почувствовала, чем услышала: «Что это сегодня с Ленкой? Будто не узнаёт…»
Эх, песню прослушала. Может, там что-то прояснялось?
А ведь, похоже, пришли. Бабушка же говорила что-то про мемориал.
Вот и он, чуть в глубине от улицы, к нему ведёт аллея, обсаженная высоко вымахавшими тополями. Все вспоминают какую-то войну… Мемориал тоже к этому?
Опять ожил громкоговоритель:
Почему-то защемило сердце.
Калитка из металлических прутьев распахнута. Дорожка выложена бетонными плитками.
А в конце дорожки — белая фигура бойца. В накинутой на плечи плащ-палатке, без шапки, со склонённой головой и автоматом в опущенной руке.
И перед ним всё усыпано цветами. Теми самыми красными гвоздиками — девушка с бабушкой пришли сюда не первыми, несмотря на то, что пришли до какого-то «митинга».
Мраморная плита, на ней слова: «Никто не забыт, ничто не забыто».
Бабушка, нагнувшись, положила две гвоздички к остальным. Галя, на секунду замешкавшись, машинально сделала то же самое… и увидела, что глаза бабушки полны слёз.
День Победы? Над кем?
И только теперь до неё дошло, что плиты, вертикально стоящие по обе стороны от белой фигуры, сверху донизу исписаны. Имена. Имена. Имена…
Тысячи имён, выбитых на розовом граните.
Красноармеец. Красноармеец. Сержант. Младший лейтенант. Красноармеец…
И год. Почти везде — 1941 год.