В этом месте те, кто хотел не виртуальной, а настоящей войны, предавались развлечениям, которые здесь были превращены в культ — от гладиаторских боев до битв роботизированных армад. Все это было законно, ведь окончательная смерть и убийство были запрещены.
Он был старше. Она долго водила его за нос, изображая из себя искусственный интеллект — дескать, была големом, но получила гражданские права за особые заслуги. Конечно, это были враки, ей просто нравилось напускать на себя ауру загадочности. От рождения она была обычным человеком женского пола. И тоже хранила эмоциональную матрицу характера почти неизменной.
У них было много общего, она тоже интересовалась древними культурами Земли.
И Странник надеялся, что эта… дружба… привязанность… как ни назови… продлится еще неопределенно долго, но в один прекрасный день после обмена мнениями о династии Цинь, она сказала, что давно хотела уйти. Тогда он еще не понимал, что это означает.
Совсем уйти.
Если бы он мог чувствовать холод, его бы пробрала дрожь. Но они и так находились в открытом космосе. Хоть и в антропо-формах.
«— Подожди. Черт тебя… Не делай этого! Там ничего нет!»
«— Возможно. А может, там выход из симуляции, в которую мы заключены. А может… новое перерождение…» — она улыбнулась. — «Я давно хочу это проверить. Не вини себя. Ты был…»
Внезапно, ее фигура потемнела, а через мгновение просто растаяла в пространстве. Она почувствовала, что он ее копирует, и исчезла, растаяла — без всяких эффектов. Перед этим тщательно удалила все свои бэк-копии — даже из его личного архива, куда он без спросу их поместил.
Он посылал запрос даже Синглетону, чтоб выдернуть ее из базы и оживить. Ему пришел ответ, что на случаи личного выбора закон о Резервном копировании не распространяется.
Странник ждал несколько тысяч лет, надеясь на чудо, а потом махнул рукой. Каждый сам выбирает свой путь.
Она давно говорила ему, что ей не дают покоя два вопроса: «Почему мы одни?» и «Почему мы выжили?», имея в виду тайну уникальности разумной жизни и секрет чудесного прохождения человечеством Земли пути по лезвию бритвы через сотни больших и малых кризисов и катастроф. Каждая из которых могла бы стать фатальной.
И все же он не хотел думать, что живет в чьей-то симуляции. Ему больше нравилась версия счастливой случайности и чуда.
Порой, когда он смотрел на свой астероид, один вопрос стучался к Страннику в голову: почему он не сделал их равными себе?
Наверно, четкого ответа тут не было.
Он мог дать близким ему-прежнему людям разум и возможности по своему подобию. Сыграть в бога-отца.
Хранителей, слуг Синглетона здесь в войде не было. И некому было следить за законом Оккама.
Вселенская бритва была вторым принципом после принципа Золотой середины, который призывал соблюдать во всем меру и не впадать в крайности.
По закону Оккама, лишнее — отсекается. Это относится и к творениям, будь они разумны или нет. Это касалось лишь тех творцов, кто забыл чувство меры. Никто не запрещал преобразовывать несколько планет или даже необитаемых систем. Но замахнувшийся на целое звездное скопление — получал предупреждение.
Никто не запретил бы ему сделать полноценными сверхлюдьми трех искусственных существ.
Так и обычную «овуляшку», решившую рожать каждую тысячу лет естественным способом, чтоб потетешкаться с бебиком, никто из Хранителей бы не тронул. А вот постлюдей, которые создавали свои копии триллионами, программируя тех на создание своих копий, слуги Синглетона иногда распыляли вместе с их творениями. Иначе легко заполнить мыслящим мясом не только обитаемые планеты, но и звездные острова, орбитальные кольца и даже огромные сферы (с радиусом в виде расстояния от Земли до Солнца).
Таких потерявших границы конструкторов Синглетон считал угрозой для человечества. Такой же угрозой, как их зеркальное отражение — деконструкторов, которые хотели, словно по заветам древних суперзлодеев, уничтожить вселенную.