Говорит ему татарин:
— Как это не узнал ты меня, тихий Дунаюшка: разве мы прежде по одной дорожке не езживали, за одним столом не сиживали?
Узнал тут Дунай Настасью-королевичну, обрадовался.
— Поедем же со мной, красная девица, в стольный Киев; в церкви божией повенчаемся — будешь мне женою!
Сели они на коней и поехали в Киев: поспели к тому времени, как в соборной церкви венчали прекрасную Евпраксию с князем Владимиром. Тут же повенчали и Настасью-королевичну с Дунаем-богатырем, и затеялся великий пир в палатах великокняжеских.
Пируют день, другой; развеселились гости; сам Дунай на радостях расхвастался:
— На всем свете не найдется второго такого богатыря, как Дунай Иванович: князя Солнышка женил, самому себе по сердцу жену нашел.
— Не хвастайся, свет Дунай Иванович, — говорит ему молодая жена, — есть и получше тебя богатыри: никто не поспорит красотой с Чурилой Пленковичем, смелостью с Алешей Поповичем, вежеством с Добрыней Никитичем.
Есть и мне чем похвастаться, даром что я женщина: никто не поспорит со мной уменьем стрелять из лука. Выйдем-ка в чистое поле; положу я свое колечко серебряное тебе на голову, за колечком поставлю острый нож; как пущу я из лука стрелочку каленую, пройдет стрела через колечко по острию ножа, расколется на две равные половинки; на глаз будут половинки равны, на вес верны.
— Посмотрим, — говорит Дунай, — не даром ли ты хвастаешься!
И пошли они в поле; стала Настастья стрелы пускать; каждая стрела сквозь колечко проходит, на острие ножа на две равные половинки раскалывается.
Захотелось и Дунаю попробовать свое уменье, да не тут-то было. Стал стрелять; первый раз стрелял — не дострелил, а второй раз — перестрелил.
Рассердился Дунай на жену; стыдно ему стало, что она, женщина, лучше его стрелять умеет, и говорит ей грозно:
— Становись-ка в третий раз передо мной — теперь уже выстрелю я как следует — не промахнусь.
Видит Настасья — недоброе муж замышляет; упала перед ним на колени, просит, молит:
— Прости мне, Дунаюшка, похвальбу мою неразумную, побей меня, накажи — только не казни лютой смертью!
Не слушает Дунай, крепкий лук натягивает и пустил стрелу Настасье прямо в темечко, и не охнула бедная, как сноп на землю повалилась.
Спохватился тут Дунай: жалко ему стало молодой жены своей.
— Погубил я душу невинную; пусть же там, где пала головушка белой лебеди, и сокол ясный голову свою сложит!
Взял Дунай свой острый меч и пронзил им свою грудь белую.
И потекла Дунай-река от крови его богатырской, а от крови Настасьи другая потекла быстрая реченька: одна река в другую вливается, на быстрые ручейки распадаются, по земле светлыми струйками разливаются.
Под старым городом Муромом, среди лесов дремучих да болот и топей непроходимых, жил в богатом селе Карачарове исправный крестьянин Иван Тимофеевич с женою своей Евфросиньею Яковлевной.