— Так и было, пока я не узнал, что ваши вашингтонские бумагомараки держат меня за дурочка.
— Да нам просто нечего скрывать от вас, Граммонд. И на работу, которой вы сейчас занимаетесь, возможно, повлияет, если бы я сообщил про Элсби.
Граммонд выругался.
— Я могу нагнать в городишко своих людей и со временем разобрать его по кирпичику…
— Именно этого я и хочу избежать. Если наша птичка увидит, что над ней вьются копы, она станет тише воды, ниже травы.
— Я вижу, вы уже все рассчитали. А я — всего лишь тупая деревенщина, полезная только для черной работы, не так ли?
— Не валяйте дурака, Граммонд! Вы дали мне доказательство, в котором я нуждался.
— Доказательство, черт бы его побрал! Мне известно только одно: кто-то откуда-то забивает ваш сигнал. Насколько я понимаю, этим занимаются сорок карликов, колесящие на велосипедах по всему распроклятому штату! У меня есть засечки во всех округах…
— Самый маленький передатчик для гиперкоротких волн, сконструированный для дяди Сэма, весит три тонны, — сообщил Тримейн. — Так что велосипедисты отпадают.
Граммонд фыркнул.
— Ну ладно, Тримейн, — спросил он. — У тебя, похоже, есть ответы на все вопросы. Но если окажешься по уши в дерьме, зови на помощь не меня. Зови Вашингтон.
Вернувшись в отель, Тримейн сразу же позвонил по телефону.
— Фред, похоже, Граммонд не желает оставаться в дураках. Скажи ему, что если он испортит…
— Я, конечно, точно не знаю, но что, если у него что-то уже есть?.. — отфильтровало от жужжания тонкий голосок шифровальное устройство. — Предположим, он выкуривает…
— Не пудри мне мозги, Фред. Мы имеем дело не с самогонщиками из Западной Вирджинии.
— Не учи меня работать, Тримейн! И не испытывай на мне свой знаменитый норов. Этим расследованием по-прежнему руковожу я.
— Разумеется. Только не застрянь в бумажнике у какого-нибудь сенатора.
Тримейн повесил трубку, подошел к шкафчику с посудой, налил на два пальца виски. Залпом осушил стакан, натянул пиджак и покинул отель.
Он прошел два квартала на юг, потом свернул в тускло освещенную боковую улочку. Тримейн брел медленно, разглядывая облупившиеся фасады. ДомN89 оказался трехэтажным особняком , некогда величественным, а сейчас полностью заросшим неухоженным виноградом. В квадратных окнах дома уныло горел желтый свет. Тримейн открыл калитку в древней ограде из штакетника, прошел во двор, поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка. Прошло не меньше минуты, пока дверь, покрытая черным потрескавшимся лаком, отворилась. Высокая женщина с тонким лицом и седыми волосами холодно посмотрела на Тримейна.
— Мисс Кэрролл, — сказал Тримейн, — вы, должно быть, не помните меня, но я…
— У меня с головой все в полном порядке, Джеймс, — спокойно заметила мисс Кэрролл. У нее по-прежнему было звучное, глубокое контральто. И только легкая дрожь в голосе указывала на преклонный возраст.
«Ей же лет девяносто!» — поразился Тримейн.
— Очень приятно, что вы помните меня, мисс Кэрролл, — сказал он.
— Входи.
Дама провела Тримейна в уютную маленькую гостиную, уставленную мебелью начала века. Жестом предложила ему сесть и сама опустилась напротив на жесткий прямой стул.
— Выглядишь очень хорошо, — кивнув, сказала она. — Я рада видеть, что ты чего-то достиг в жизни.
— Боюсь, стал всего лишь еще одним бюрократом.
— У тебя хватило ума уехать из Элсби. Для молодого человека здесь не было и нет будущего.
— Я часто удивлялся, мисс Кэрролл, почему вы не уехали отсюда. Еще когда был мальчишкой, я считал вас талантливой женщиной.
— Зачем ты сегодня пришел? — спросила пожилая дама.
— Я… — начал Тримейн и запнулся. Он смущенно посмотрел на старую леди. — Мне нужны некоторые сведения. Это связано с очень важным делом.