Клеман укоризненно посмотрел на Каську. Зачем Ирене всю эту мерзость слушать?
— А потом выяснилось, что Стефан меня сюда и отправил. И глаз, получается, пропал втуне. Можно было не геройствовать.
Ирена кусала губы.
— Лучше сразу умереть, чем даться палачам, — наконец сказала она. — Я много об этом думала. Больше всего боюсь, что духу не хватит нажать на курок. Но так ведь правильнее, да?
— Ирка! — рявкнул Клеман.
— Возможно, — кивнула Катаржина. — Ты иди. Мне с другом твоим поговорить надо.
Ирена удивленно приподняла бровь, но вышла из кельи. Прикрыв дверь, Клеман обернулся к Окаяннице:
— Что ты хоте… Ай, чёрт! За что?!
— За неё. Хочешь играть в войнушку — играй. Но зачем девчонку свою этой грязью мазать?
— Ты с ума сошла, — проговорил он растерянно, дотрагиваясь до разбитых губ.
— Посмотри на меня.
Клеман послушно поднял взгляд.
Каська таращилась на него бесцветными глазами. Вечная ссадина на щеке опять сочилась кровью.
— Посмотри хорошенько. Ты хочешь, чтобы она стала такой?
— Ты — чудовище! — обиженно выкрикнул Клеман. — А она хочет блага для людей. Она не станет, как ты. Никогда!
— Иди уже, — скривилась Окаянница.
Клеман ожидал, что убежище последнего из Корцевичей будет где-нибудь в предместьях. Однако пролётка, свернув на центральную улицу города, остановилась у аккуратного трёхэтажного особняка.
На входе их осмотрели двое охранников. Ирену, вопреки опасениям Вацлава, пропустили с ними без лишних вопросов. Она поднималась по широкой лестнице, прижимаясь к перилам, чтобы не наступать грязными ботинками на светлую ковровую дорожку, а Клеман угрюмо плёлся следом, пришибленный великолепием «убежища». Сожжённый Каськой театр выглядел едва ли не коровником по сравнению со всей этой роскошью.
Отчего-то вспомнилось, как они всем Братством собирали гроши на выкуп Маркуса под залог. Как Ирена не спала ночами — мастерила шляпки для богатых бездельниц, а сам он — вспомнить стыдно — устроился в добровольческую дружину Жандармерии, следить за порядком на улицах. И ведь не ныли, что плохо и тяжело — мол, раз князь так же страдает, как и мы, так грех жаловаться!
В просторной и светлой комнате пахло лавандой и дорогим табаком. Невысокий полноватый человек, лет сорока, в домашнем халате, поднялся из кресла навстречу посетителям.
— Что вам, собственно, угодно? — спросил он, нахмурившись. — Не припоминаю…
— Книги, — Вацлав поклонился. — С помощью канона нам удалось подчинить мистические силы…