Ручки с моей стороны не было. Я толкнул дверь ладонью. Да, закрыто. И свет начал медленно меркнуть. Квадратный светильник на потолке погас, а маленькая тусклая лампочка на какой-то тихо гудящей штуковине осталась. И монитор на одном приборе светился синеватым.
Я разделся, запихал форму в ящик и лёг на койку голышом. Мне было тоскливо, почти страшно. Больше всего я хотел бы вернуться домой, но согласился бы и на учебку. В конце концов, там было полно народу, не намечалось ничего ни страшного, ни таинственного, а к любым армейским задрочкам я уже начал привыкать. В конце концов, лучше схлопотать в ухо от «дедушки», брыластого жлоба по прозвищу Хряк, чем ждать тут неизвестно чего.
Я стал думать о Серёге и Артике, каково-то им сейчас — и вдруг уснул, сам не заметив, как.
Меня разбудила очень приятная мелодия. Она возникла из ничего, как из сна, и постепенно становилась всё громче и громче, пока я не понял, что уже не сплю. Свет в боксе вспыхнул ярко, но я всё равно не мог сообразить, день уже или ещё ночь. И спать хотелось. Я не очень выспался.
Но проснувшись и вспомнив, где нахожусь, я понял, что надо одеться — и оделся в белое из погасшего ящика. И дверь в бокс открылась, пока я заправлял койку.
— Вот это подъём, — сказал Артик в коридоре. — Легран.
— Чего? — спросил Серёга.
— Здорово, мужики! — закричал я и только в следующий миг сообразил, что орать не надо было.
У меня просто отлегло от сердца.
А в следующий момент в коридоре появился Плавник, чтобы забрать нас в санчасть. И с утра у нас снова смерили давление и взяли кровь и всё, что ещё можно. Тощий лаборант с миной мультяшного жирафа минут пять нас инструктировал, как идеально мочиться в пробирку, и Артик слушал с интересом, а Серёга так поразился самому факту, что по этому делу может быть какая-то инструкция, что я чуть не прыснул, глядя на него.
В качестве физзарядки нас заставили изо всех сил крутить педали на тренажёрах, но не очень долго. Потом очередной раз проверили давление, пульс и ещё что-то — и я только жалел, что девушка по фамилии Олефир сегодня, видимо, не работает. А потом нас отослали в душ, а душ был шикарен, с отдельными кабинками в матовом стекле, с разбрызгивателями не только сверху, но и со всех сторон. Жаль только, что времени на него отвели мало. Но сам факт душа, да ещё и такого — производил впечатление.
Пока мы одевались, Артик успел сказать:
— Обмен мнениями не одобряется. Нам мало придётся разговаривать.
— Почему? — удивился Серёга.
— Для чистоты эксперимента, не иначе, — сказал Артик, и тут высокий парень, «О. М. Мухин, служба сопровождения», от дверей душевой приказал поторопиться и следовать за ним.
Из-за того, что ни у кого тут не было знаков отличия, я чувствовал себя чушком каким-то, которым может командовать каждый встречный и поперечный. Номер шестнадцатый — или, скажем, двадцать третий — помалкивай в тряпочку и подчиняйся. Но возмущаться в армии — себе дороже, это я уже хорошо знал. Помалкивал. Ведь даже Артик помалкивал, а он-то наверняка понимал больше нас. А Серёгу это, похоже, вообще не заботило — он, судя по роже, прекрасно себя чувствовал.
Мухин провёл нас по громадному залу, похожему на ботанический сад, потому что там росли пальмы, по широкой белой лестнице, где между ступеньками было пустое пространство, поэтому выглядело как-то ажурно — на второй этаж. И постучался в высокую белую дверь с золотой табличкой «Шевчук Л. И., руководитель проекта «Игла».
Оттуда позволили войти.
Кабинет был не белый, а чёрный. И стены в чёрных деревянных панелях, с единственным белым квадратом календаря, и стол широченный, чёрный, с чёрным письменным прибором, и за этим столом, в единственном чёрном кресле мы увидели главного. В белом. Изучающего наши личные дела.
Главный оказался мужиком ещё не старым, но уже седым. На нас он посмотрел устало, но цепко — просканировал с головы до пят, как на смотру: оценил. Сказал:
— Ну, здравствуйте, — вовсе не дожидаясь, что мы поздороваемся в ответ, и тут же продолжил. — Рад вас видеть. Сам факт вашего присутствия здесь означает, что вы — здоровые, разумные и отважные молодые люди, патриоты. Очень хорошо. Именно такие нам и нужны.
На этом месте нам, наверное, надо было обрадоваться. Серёга, по-моему, и обрадовался. Лица Артика я не видел, но мне почему-то показалось, что особой радости он не чувствовал. А главный продолжал: