Креон. Нет, уезжай одна.
Медея (с неожиданной кротостью). Креон, я не стану тебя умолять. Я не могу. Мои колени не умеют гнуться, мой голос не может звучать покорно. Но ты человечен, раз не смог решиться осудить меня на смерть. Не допускай же, чтобы я уехала одна! Верни изгнаннице ее корабль, верни ей и спутника! Ведь сюда я прибыла не одна. Зачем же теперь делать различие между нами? Ради Язона я убила Пелеаса, предала отца, умертвила родного брата, невиновного в моем бегстве. Я принадлежу Язону, я — его жена, и каждое мое преступление — его преступление.
Креон. Ты лжешь. Я все выяснил. Язона можно оправдать, если рассматривать его поступки отдельно от твоих. На суде его можно защитить. Ты сама запятнала себя. Язон из наших мест, он сын одного из здешних царей. Пусть в молодости, подобно другим, он совершил немало безумств, но теперь это человек, который думает так же, как мы. Ты же из далеких краев, ты здесь чужая со своим колдовством, своей ненавистью. Возвращайся в Колхиду, найди в своем племени мужчину, такого же варвара, как ты, и оставь нас под этим безоблачным небом, на берегу этого спокойного моря оно равнодушно к твоим громким воплям и иступленным страстям.
Медея (помолчав). Хорошо, я покину вашу страну. Но мои дети? Чьи они? Дети греха или дети Язона?
Креон. Язон полагает, что они лишь обременят тебя в дороге. Оставь их нам. Они вырастут у меня дворце. Я обещаю тебе, что буду заботиться о них.
Медея (кротко). Мне следует еще раз поблагодарить вас, не правда ли? Вы человечны; более того, вам чужда ненависть, вы справедливы.
Креон. Оставь благодарность при себе. Уезжай. Час уже на исходе, и когда луна поднимется высоко, кто здесь не сможет тебя защитить. Приказ уже отдан.
Медея. Каким бы диким, суровым и непонятным ни был мой Кавказ, но и там, Креон, как повсюду, матери прижимают к себе своих малюток. И лесные звери тоже… Мои дети спят вон там. Крики, факелы во мраке ночи, чужие руки, которые схватят их и оторвут от матери, не слишком ли это дорогая расплата за ее преступления? Дай мне сроку до завтра! Утром я их разбужу, как обычно, и отошлю к тебе. Поверь Медее, царь! Не успеют они скрыться за поворотом, как я уеду.
Креон (некоторое время смотрит на нее, потом внезапно). Будь по-твоему! (Добавляет хмуро, не сводя с нее взгляда.) Видно, я в самом деле стар… Целая ночь — слишком большой срок для тебя. Ты можешь совершить за это время дюжину злодеяний. Мне не следовало бы выполнять твою просьбу… Но я тоже много убивал, Медея. В завоеванных селеньях, куда я врывался во главе своих пьяных солдат, я убивал и детей. За все это я подарю судьбе спокойный сон твоих малюток. Пусть она, если хочет, использует этот дар, чтобы меня погубить! (Выходит в сопровождении своих людей.)
Лишь только он скрылся из виду, лицо Медеи преображается, и она, плюнув ему вслед, кричит изо всей мочи.
Медея. Положись на меня, Креон! Положись на Медею! Придется немного помочь судьбе! Ты обломал свои когти, старый лев, если можешь выслушивать мольбы и искупать убийство малюток. О, ты согласен не будить моих детей, потому что вечерами, когда ты остаешься один в опустелом дворце, кошки скребут у тебя на cepдцe при мысли о тех, кого ты убил. Но тут виноват твой желудок, старый фавн, и ничто другое. Он с трудом переваривает сытный обед. Ешь кашку, принимай порошки и не умиляйся своей добротой! Старый Креон, которого ты так хорошо знаешь, — этот, в сущности, честный, но непонятный человек, — и тот убил довольно много невинных в дни, когда был еще крепок и зубы у него были целы. Волки убивают одряхлевших сородичей, чтобы избавить их от воспоминаний о прошлом, от запоздалого раскаяния. Не надейся на то, что оно тебе зачтется, Креон! Я — Медея, старый ты крокодил! Я трезво смотрю на вещи; пусть боги, если желают, попадаются на твою удочку. Мне знакомо добро, знакомо и зло; я знаю, что платить приходится наличными, что любой удар хорош и что надо без колебаний самой постоять за себя. И раз твоя кровь охладела, твои жизненные силы угасли и ты настолько ослабел, что подарил мне целую ночь, ты поплатишься за это! (Кричит кормилице.) Укладываться, старуха! Забирай котел, скатывай постели, запрягай! Через час мы уезжаем.
Появляется Язон.
Язон. Куда ты?
Медея (оборачиваясь к нему). Я бегу, Язон! Я бегу. Мне не впервой сниматься с насиженного места. Только вот причина не та, что была раньше. До сих пор я бежала ради тебя.
Язон. Я следовал за ними. Я выжидал, пока уйдут, чтобы повидаться с тобой наедине.
Медея. Разве ты хочешь еще что-нибудь сказать?
Язон. А ты сомневаешься в этом? Во всяком случае, я готов выслушать все, что ты пожелаешь сказать мне перед отъездом.
Медея. И ты не боишься?
Язон. Боюсь.
Медея (медленно подходит к нему, неожиданно). Дай посмотреть на тебя. Я тебя любила! Десять лет я спала рядом с тобой. Постарела ли я, как ты, Язон?
Язон. Да.
Медея. Я вновь вижу тебя таким, каким ты предстал предо иною первой ночью в Колхиде. Этот смелый герой, спустившийся с корабля, этот избалованный ребенок, потребовавший золотое руно, герой, чьей cмeрти я не могла допустить, неужели это был ты?