Ехать долго, не отвечать — неудобно (еще меня за киоскера сочтет), и я затеял дискуссию. Мол, Лебедь, конечно, великий человек, но киоскеры–то почему не люди? Кому они мешают? Любую мелочь в любое время суток подошел и купил — это что, плохо? И заработки их вполне сравнимы с заработком автоизвозчика, и труд не менее тяжелый…
Не убедил я его. Бесполезно. Знаете, к Диогену подошел один такой настырный древний грек и говорит: «Вот, говорят, что ты мудрец. А убеди меня в чем–нибудь!» На что Диоген так ответил: «Да если б я мог тебя убедить, то убедил бы повеситься!»
И, в общем, Бог бы с ним. У нас, как еще шутят некоторые, свободная страна, каждый имеет право на свое мнение. Так–то оно так, но «свое мнение» — это еще и голос избирателя. Пенсы — это избиратели: это, мать его, электорат, большая часть электората. Как они решат — так и будет. А они решают вовсе не по законам логики и здравого смысла: в их бюллетенях расписываются, говоря ТВ-языком, «Гордость и Предубеждение», а попроще — Злоба и Предрассудок. И, согласно злобе и предрассудкам, те, кто успел вскочить на свой поезд (или сойти на своей остановке); те, кто не нуждается в поддержке «народных масс», те, кто живет более насыщенной, более яркой жизнью, полны сил, талантливы — заведомо в черном списке. Пенсы в 1991‑м избрали Президентом Ельцина — из ненависти к Москве, видя в нем милиционера своей юности. Ельцин теперь и сам пенс, его телевизионные интервью ужасны: начинает фразу вроде бы нормальный человек, заканчивает же — окопный психопат, судорожно сжимающий не то костыль, не то плечо пресс–секретаря. Ему хочется уступить место в трамвае.
И в конце концов, кто из нас, покупающих домашние пельмени у бабушек на углу, хоть однажды не отведал человечины…
Секс — это хорошо.
(Все хорошо, что хорошо кончается.)
Но хотя бы теперь мы можем поговорить о весне как таковой?..
Да, конечно, теперь, когда снег сошел и повсюду обнаружились просто залежи собачьего дерьма, — ай, читатель, смотри, куда ступаешь! — запах весны не так уж пьянит…
Да, конечно, буквально расцветают махровые автолюбители, соревнующиеся в прицельном обливании жидкой грязью и темной водой зазевавшихся пешеходов…
Да, конечно, гораздо больше стало пьяных, и полной грудью вздохнула трудная молодежь…
Однако все это — на поверхности; а над поверхностью–то, над земной то есть корой, со всеми ее букашками–таракашками, — небо.
Прямо над волосами.
Шапок–то нет.
Богатые женщины еще донашивают богатые шубы, еще пока прилично; потому что любой искренне весенний наряд, вы, наверное, замечали, — беден и прост. Но простоволосы уже все, поголовно.
А те, кто в кепках, — с добрым прищуром.
Разговор двух пожилых в ожидании лифта:
— Как жизнь молодецкая?
— Молодецкая ничего была…
Смех совсем детский.
Чувства грубее, ярче, определеннее; оптика виновата? — вместо воздуха одно большое цейссовское стекло… Всех видишь издали и насквозь, люди ходят, как привидения, и вы говорите — авитаминоз, а я считаю — звезды.
Звездный свет в глазах изголодавшихся по горькой кожуре неважно какого овоща, самого завалящего фрукта.
Вот вам объяснение любви.