Она на ощупь толкнула дверцу и вышла на тротуар. Машина тут же умчалась, сверкнув габаритами. Темно (Айлун оглянулась по сторонам): вечер, а может, ночь, часов она не захватила. Знакомый киоск — грязноватая будашка на Афанасия Никитина — оказался закрыт: весь мир нынче ополчился против Айлун, ни в каком окопе, ни в каком блиндаже этот натиск не сдержишь. Она села на бордюр и сжалась в комочек, прислонившись плечом к металлической двери. Дверь была неудобная: ребристая и пахла нагретой задень масляной краской, однако давала некую призрачную иллюзию защищенности. Словно в далеком детстве, когда от всех жизненных невзгод существовало универсальное средство — крыша фанерного домика рядом с песочницей, посреди их двора. И песочницу, и домик возвел одноглазый плотник Автандил, бежавший в Коканд от войны, которая охватила однажды его родной аул. Домик простоял во дворе долго, лет пять, каждую весну его подновляли и подкрашивали — туда, несмотря на невеликие размеры, словно в варежку из сказки, набивалось иногда человек по десять детворы. В зависимости от возраста и общего кругозора там
— играли в дочки-матери;
— играли в «секу» на щелбаны;
— рассказывали друг другу страшные истории про летающие гробы, отрезанные руки и самозакрывающиеся школьные автобусы;
— курили «травку»;
— целовались;
— занимались фарцовкой.
В одну из темных августовских ночей домик (к счастью, пустой в тот момент) сгорел дотла. Грешили на самого Автандила: якобы тот, разругавшись с женой, хлебнул водки, облил собственное творение бензином из канистры и чиркнул спичкой. Так оно было или не так— осталось за кадром: наследующий день Автандил исчез. С собой он прихватил рюкзаке провизией, охотничий карабин, с которым по осени ходил на уток, и три упаковки патронов. Из этого соседи сделали вывод, что плотник подался на войну с неверными, захватившими когда-то его аул. Жена, с которой он разругался, толстая продавщица Мариам, выла на весь двор, выдирала из головы остатки волос и грозилась свернуть суженому шею, когда тот одумается и вернется.
Кажется, Айлун задремала, потому что увидела сгоревший домик целым, утопающим в белом тополином пуху, и дядю Автандила, распивающего чачу с местным участковым. А проснулась от звука шагов с противоположной стороны от киоска. Она осторожно выглянула из-за своего укрытия: так и есть, какой-то перец лет двадцати пяти, в стареньких кроссовках, видавшей виды рабочей джинсе и фирменном кепарике козырьком назад. В мускулистых руках он нес коробку — судя по размеру, из-под телевизора. Следом появился второй, помоложе и посубтильнее, с двумя клеенчатыми сумками наперевес. Оба подошли к краю тротуара и встали, не сделав ни одного знака (то есть не засвистев и не махнув рукой), но из-за угла тут же выехал неприметно-серый фургон — Айлун еще подумала, что машина, наверно, проделала далекий путь, а за углом ждала условленного времени. Оба парня подошли к фургону, открыли заднюю дверцу и быстро погрузились туда вместе с поклажей. Шофер выбросил недокуренную сигарету и неожиданно оглянулся, встретившись взглядом с Айлун. Отчего-то та испугалась: глаза у водителя показались ей недобрыми. Не сердитыми, не угрожающими, ничего подобного: просто с таким взглядом очень удобно пришпиливать бабочку — еще живую — к странице гербария. Или ловить в прицел очередного неверного — хотя кто это такие, девушка представляла себе плохо, лишь одноглазый Автандил мог бы просветить ее в этом вопросе…
— Значит, это был Зарубин, — проговорил Алеша, кивнув на ссадину на лице девушки.
Айлун зябко поежилась.
— Денис называл его папой. Я думала, и правда Зарубин его отец, а это оказалось прозвищем.
— И он хотел, чтобы вы привязали Дениса к себе, притворились беременной, увезли куда-нибудь подальше, даже денег предлагал на дорогу… Зачем? С какой целью?
— Не знаю, — она отвела глаза. — Мне показалось, он его боится.
— Денис — тренера?
— Нет, наоборот. Денис узнал про Зарубина что-то такое… — девушка запнулась, подбирая слово. — То, чем можно шантажировать. Какую-то тайну.
— Ничего, выясним, — мрачно пообещал «сыщик». — Теперь я с них с живых не слезу. С Зарубина — в первую очередь. Будет знать, как девушку по лицу бить.
Айлун посмотрела на собеседника долгим взглядом. И внезапно сделала то, чего тот не ожидал: протянула руку и легонько коснулась его щеки.
— Да, вы можете. Вы такой…
— Какой?
— Светлый. И добрый. Не сумею лучше сказать. Защитите Дениса, хорошо? Я чувствую, ему угрожает опасность. Только он, дурачок, этого понять не хочет.
Клуб айкидо назывался «Гармония» и был расположен в здании ФОКа частной гимназии на улице Пальмиро Тольятти. Они втроем — сам «сыщик», Яша Савостиков и Андрей Калинкин — сидели на низкой скамейке за кромкой борцовского ковра и наблюдали за занятиями. Всего спортсменов было около двух десятков, разного возраста и степени подготовки. Среди них было несколько явных новичков — немного неуклюжих с виду, однако над ними никто не посмеивался, даже если им не давались какие-то упражнения: наоборот, тут же находились добровольные помощники из числа старших учеников. Их, старших, можно было определить по особой плавности и законченности движений. Ну, еще по широким черным хакамам — слово, выуженное Алешей из интернетовских дебрей и означающее широкую юбку-брюки особого покроя, — это одеяние ученик получал вместе с черным поясом при присвоении ему мастерской степени.