В электрическом свете фотографии придавали старомодной гостиной несколько холодный, чопорный вид, однако генерал-майору все это, кажется, не нравилось.
Некоторое время царила тишина, затем генерал-майор вдруг услыхал легкий стук в дверь.
– Войдите!
В ответ на эти слова в гостиную вошел высокий юноша в студенческой форме. Остановившись перед генерал-майором, он протянул руку к стулу и грубовато спросил:
– Что-нибудь нужно, отец?
– Да. Садись!
Юноша послушно сел.
– В чем дело?
Генерал-майор вопросительно взглянул на золотые пуговицы сына.
– А сегодня?..
– Сегодня было собрание в память Каваи – отец, вероятно, не знает, это студент филологического факультета, как и я. Так вот, я только что оттуда вернулся.
Генерал-майор кивнул и выдохнул густой дым «гаваны». Затем он несколько торжественно приступил к сути разговора:
– Вот картины на стенах, это ты их переменил?
– Да, я не успел сказать, я переменил их сегодня утром. А разве плохо?
– Не то что плохо. Не плохо, но мне хотелось бы, чтобы ты оставил хоть фотографию его превосходительства Н.
– Рядом с этими?
Юноша невольно улыбнулся.
– А разве рядом с этими ее повесить нельзя?
– Не то что нельзя, но это будет смешно.
– Ведь здесь есть портреты! – Генерал-майор указал на стену над камином. Со стены из рамы на генерал-майора спокойно взирал пятидесятилетний Рембрандт.
– Это дело другое. Это нельзя повесить рядом с генералом Н.
– Вот как! Ну, значит, ничего не поделаешь.
Генерал-майор легко уступил сыну. Однако, опять выдохнув сигарный дым, тихо продолжал:
– Что ты… или, вернее, твои сверстники, что вы думаете о его превосходительстве?
– Да ничего не думаем. Вероятно, был замечательный солдат.
В старческих глазах отца юноша заметил легкое опьянение от вечерней рюмки сакэ.
– Конечно, замечательный солдат, а кроме того, он был поистине отечески добросердечный человек.
И генерал-майор начал сентиментально рассказывать случай из жизни генерала. Это было после японо-русской войны, когда он навестил генерала в его вилле на равнине Насу. Когда он приехал туда, сторож сказал ему, что генерал с женой только что пошли гулять в горы. Генерал-майор знал дорогу и сейчас же отправился вслед за ними. Пройдя два-три те, он увидел генерала в простом кимоно; генерал стоял с женой. Генерал-майор немного постоял, поговорил со стариками. Генерал все никак не трогался с места. Когда генерал-майор спросил: «У вас тут какое-нибудь дело?» – генерал рассмеялся. «Видите ли, жена сказала, что ей хочется в уборную, так вот школьники, гулявшие с нами, побежали искать ей место, а мы их тут ждем…» В то время у дороги, помню, еще валялись каштаны… – Генерал-майор сощурил глаза и весело улыбнулся. Тут из пожелтевшего леса выбежали веселые школьники. Не обращая внимания на генерал-майора, они окружили генерала с женой и наперебой стали рассказывать о местах, которые они для нее нашли. Началось невинное соперничество – каждый хотел, чтобы она пошла с ним. «Ну, бросим жребий!» – сказал генерал и опять обратил к генерал-майору свое смеющееся лицо…
Юноша тоже не мог не засмеяться…
– Рассказ невинный. Но не для слуха европейцев!
– Вот какой тон был заведен! И поэтому стоило в разговоре с двенадцатилетним школьником сказать: «Его превосходительство Н.», как оказывалось, что мальчик относится к нему с любовью, как к родному дяде. Нет, его превосходительство вовсе не был просто солдат, как вы это думаете.
Окончив приятный разговор, генерал-майор опять взглянул на Рембрандта над камином.
– Это тоже замечательный человек?
– Да, великий художник.
– А его превосходительство Н.?
Лицо юноши выразило замешательство.
– Мне трудно выразить… Этот человек мне ближе по духу, чем генерал Н.
– А его превосходительство для вас далек?
– Как бы это сказать? Например, такая вещь.