Балидор улыбнулся, и в его взгляде виднелась сталь.
— Я объяснил твоей жене, что это единственный способ знать наверняка, сможет ли она достаточно хорошо закрыться от тебя щитами, чтобы проникнуть в твои ряды. Нужна была интимная близость. Если бы она смогла удержать тебя в стороне, тогда она готова, — он развёл руками. — Учитывая это, выбора у неё не осталось.
Ревик ощутил, как его сердце остановилось в груди.
Он уставился на другого мужчину, совершенно не в силах скрыть свою реакцию.
В то же время он вспомнил. Он помешался на вопросе, почему он этого не почувствовал, почему он не узнал в то же мгновение, что его жена позволила другому мужчине прикоснуться к ней.
Он всё ещё не понимал.
Как Элли сделала это с ним? Зачем?
Что с ней случилось? Что этот мужчина сделал с его женой?
Из него выплеснулась боль, скорбь настолько невыносимая, что Ревику показалось, будто это может его убить. Он хотел, чтобы это его убило.
Лидер Адипана показал в его сторону утвердительным жестом на языке видящих.
Ревик непонимающим взором проследил за этим жестом.
— Просто, — задумчиво произнёс Балидор, изучая лицо Ревика. — Обманчиво просто. Она действительно была лёгкой мишенью. Отчаянно готова пойти на все, лишь бы приблизиться к тебе.
Кинжал скользнул в его грудь, найдя свою цель.
Он постарался вытеснить боль из его света, но не мог. Он знал, что лидер Адипана ощущал, как ранит его. Gaos, как же сильно это ранило.
Он проиграет. Он умрёт здесь. Он наконец умрёт.
Эта мысль принесла почти облегчение.
— А затем остался лишь вопрос использования моего света, — Балидор помедлил, и его голос звучал задумчиво, пока он смотрел Ревику в глаза. — Признаюсь, я оказался не готов к тому, как сильно это повлияет на меня. В конце она всхлипывала. По-настоящему всхлипывала… как дитя. С тобой она тоже так делает?
Ревик рванулся в цепях.
Они остановили его, как только он преодолел несколько футов.
Всё его тело ринулось вперёд, словно стараясь вырваться из плена собственных конечностей. Через считанные секунды эта поза причинила адскую боль, и ошейник тоже включился, потому что его свет пытался дотянуться до другого видящего, но Ревик не отпрянул. Он не мог отступить.
Его разум не работал. Он не мог сформировать ни единой связной мысли.
Цепь натянулась до предела, когда он находился меньше чем в футе от лица другого мужчины, но он не мог сократить это расстояние. С его губ полился поток едва слышных слов, которые отложились в его сознании лишь позже, и даже тогда это далеко не отразило то, что он ощущал в тот момент.