Быстро опустив ствол, он глянул на меня:
— Ну да, ну да, попадали, разумеется, попадали, но во что?
— Как во что? В цель, естественно.
— Вот уж не поверю!
— А это ваше дело, я же говорю правду.
— Дьявол вас побери, сэр! Я совершенно уверен, что вы не попадете даже в стену высотой в двадцать локтей и шириной в пятьдесят, а вы с такой наглостью утверждаете обратное, что можно лопнуть от злости! Я, понимаете ли, не мальчишка, которому вы даете уроки! Эдакий гринхорн и книжный червь смеет утверждать, что он умеет стрелять! Рылся-рылся в арабских и еще невесть каких дурацких рукописях и при этом находил время для стрельбы. Так я и поверил! Ну-ка снимите с гвоздя вон тот старый флинт[1] и покажите, на что вы способны. Если идешь на медведя, лучше оружия не найти.
Я повиновался.
— Эй! — вдруг закричал он, срываясь с места. — Вы обращаетесь с ним, словно с легкой палочкой, а ведь это тяжелый карабин. Вы и впрямь так сильны?
Вместо ответа я ухватил его правой рукой за ремень и легко поднял вверх.
— Разрази меня гром! — закричал он. — Пустите! Оказывается, вы намного сильней моего Билла.
— Вашего Билла?
— Это мой сын, который… впрочем, оставим это. Его уже нет на свете, как и остальных. Он рос смелым парнем, но его убили вместе с другими, когда меня не было дома. Вы похожи на него фигурой, и глаза такие же, и рот… впрочем, вас это не касается!
Черты мистера Генри исказились от глубокой печали. Словно пытаясь стереть ее, он провел рукой по лицу и вновь заговорил:
— Очень жаль, что, имея такие мощные мускулы, вы зарылись с головой в книжки. Нужно было как можно больше упражняться.
— Я так и делаю!
— А боксом занимаетесь?
— У нас это не принято. Но я занимаюсь гимнастикой и борьбой.
— А верхом ездите?
— Да.
— А как с фехтованием?
— Я даже давал уроки.
— Небось привираете?