Пока Мирзоев заряжал часть, Хан курил и со смешанным чувством жалости и недовольства рассматривал его неуклюжий портфель из паршивенького кожзаменителя.
«Вроде бы современный человек, — думал Хан со все возрастающим раздражением, — а носишь черт знает что. Неужели непонятно, что модные вещи — это еще и уважение к окружающим? И в голове у тебя, наверное, черт-те что: смесь архаики, современной физики или там геофизики и средневекового фанатизма…»
И решил не давать, если уж не будет самой крайности, положенные мегаватты для профессорских штучек. Надо протянуть год. Ну максимум — полтора. Для Мирзоева, скорее всего, это не срок — пусть все как следует проверит раз, еще раз, еще много-много раз; а для Хана — это очень важно. Никто еще не разобрался с тем, что Толя натворил в электросетях района. Впрочем, ничего особенного он не натворил. Просто подключил самого ответственного потребителя, магистральную газокомпрессорную станцию, к линии электропередачи, построенной некогда только для снабжения опытной станции. А новая линия, необходимый резерв для газовиков, будет только через год…
Такое подключение, конечно, нарушение и проекта, и Правил, безобразие и самоуправство; но в свое время это не только позволило выдержать сроки ввода газокомпрессорной, но и вытянуть РЭС из вечных прорывов, установить добрые отношения со всем районным начальством. А Резо, начальник газокомпрессорной, стал одним из постоянных участников «пятниц» и не раз за прошедшие полтора года выручал Хана с бензином и всякими железками…
— У меня готово, — подал голос Мирзоев, — включать?
— Что это у тебя за кино?
— Ты такого не видел. Никто еще не видел. Наверное, понравится… Компьютер нарисовал.
— Обрадовал! — возмутился Хан и даже встал. — Шабаш, мне чертежи за неделю во как надоели!
— Это совсем не чертежи. Образное представление… Я ввел в программу данные о границах песков в прошлые эпохи. Эти сведения собирают уже давно… Ну, и это все на компьютере обобщено и развернуто во времени. С учетом еще некоторых факторов… Получилась такая живая картина… В цвете.
— А я здесь причем? — спросил Хан.
Мирзоев ответил вопросом на вопрос:
— Ты по телевизору метеорологические монтажи видел?
— Не знаю, может, и видел. Напомни.
— Они составляют фильм из фотографий, сделанных с геостационарных спутников. Показывают движение циклонов, тайфуны…
— Да-да, — сказал Хан, припоминая…
…припоминая, как на экране телевизора раскручивалась бело-голубая спираль над Атлантикой, расталкивая кипящие облачные сгустки на Скандинавию, Прибалтику, Балканы… Айша еще цокала язычком и хлопала в ладоши: «Как юла!..»
— У меня только масштаб другой: секунда — тысячелетие.
— Ну-ну, — присвистнул Хан, быстро посчитав в уме, — начинаешь с миллиона лет до нашей эры?
— С трех миллионов, — бесстрастно бросил Мирзоев, — кое-где большие пробелы, нет данных, и я проскакивал эпохи. Но картина и без того ясная.
И повернул переключатель.
…Маленькое желтое пятнышко в центре материка затрепетало, стало распухать, разрастаться. Выпустило отростки, тонкие желтые струйки, и они поползли по межгорьям. Вот один отросток дополз до зеленой долины — и разбух, покрывая ее мертвенной желтизной.
Аппарат стрекотал, и этот ровный механический звук как-то по-особому подчеркивал мирные, неуклонные, целеустремленные движения желтого существа, расползавшегося по материку. Пересыхали, истончались и исчезали гибкие жилки рек, отступали горы, превращались в черно-коричневые острова в восково-желтом или бледно-коричневом пространстве, бледнели и все дальше на север и на запад отступали зеленые завитки лесов.