Дойдя до прихожей, она увидела мустанг Лайла, сворачивающий к обочине. Она толкнула одну из стеклянных дверей и побежала по ливню. Лайл открыл ей дверь. Она забралась внутрь и захлопнула ее.
— Какая чудесная ночь, — сказал Лайл, — для призраков и вурдалаков.
— У тебя есть деньги?
— Ну конечно. Я съездил в дружеский банк. — Он достал бумажник, включил свет и отсчитал десять пятидесятидолларовых купюр.
— Хорошо, — сказала Дженис.
Он положил их обратно в бумажник.
— Ты ведь правда попытаешься сделать это, да?
— Я собираюсь не пытаться, я собираюсь добиться успеха.
— Почему у тебя дрожит голос?
— Потому что мне холодно.
— О, а я думал, что тебе немного страшно, — сказал он.
— Поехали, — сказала Дженис, игнорируя его подколку.
Сначала вдоль дороги было много домов, потом все меньше и меньше, и, наконец, ни одного.
Не было уличных фонарей. Пока они ехали в темноте, мокрая поверхность дороги впереди светилась в ярком свете фар.
Лайл замедлил ход и свернул на узкую дорогу. Она вела к лесистому холму.
— Мы почти приехали, — сказал он. — Как ты?
— Просто прекрасно, — ответила ему Дженис.
Он засмеялся. Смех был нервным, он был не из тех, кто станет ночевать в Доме Грикмосса.
Когда они добрались до вершины холма, изогнутая молния пересекала небо. В ее свете Дженис увидела старый дом – его призрачное крыльцо, заколоченные окна, крышу и башню. Когда тьма вернулась, Дженис закрыла глаза и представила, что находится в другом месте. Гром гремел в ушах.
— Вот мы и приехали, — сказал Лайл.
Дженис выглянула в окно, когда машина остановилась перед открытыми воротами.
— Ты ведь останешься здесь? — спросила она.