— Не женат, — говорю.
Теперь он удивился.
— Да? — говорит. — Как можно?
Ладно.
— А твоя, — говорю, — жена где?
Плечами пожал.
— Со мной просто, — отвечает. — Для меня еще не наступило время любви. Но вы же взрослый.
И вопросительно смотрит. Ну вы знаете: когда первый раз в жизни видишь фехтовальщика, кажется, что он не живое существо, а ходячая мораль. Лицо вполне уже разумного парня — и невинные детские глаза с наивным вопросом, идущим из глубины ангельской души. Он меня даже смутил чуток.
— Умерла моя жена, — говорю. Вру. — В космосе погибла. А новой еще не обзавелся.
Он снова поклонился.
— Простите за жестокую бестактность, — говорит. — Скорблю вместе с вами.
И больше ни о чем спрашивать не стал, посовестился. Я, натурально, не стал у него выяснять, что ему не так. А зря.
Мы вытащили из его машины в мою все ценное, так что я видал их крылья изнутри. Хорошая штука, по рабочим качествам нет претензий, особенно вооружение впечатлило, но частности забавные довольно-таки. Вот, к примеру, у его пилотского кресла под правым поручнем — подставка для меча. И около койки — тоже такая подставка. Убиться.
Я говорю:
— Ты с мечом вообще никогда, что ли, не расстаешься?
А он:
— Меч — моя душа. Часть моего естества. Надеюсь, что не расстанусь с ним без принципиальнейшей причины, — помолчал и добавил: — Надеюсь вообще никогда с ним не расставаться.
Я выслушал и позволил забрать старое кресло и подставку из каюты. А то ведь с него бы сталось в бою держать меч в малоподходящем месте, на приборном щите, к примеру, и, в конце концов, воткнуть его куда-нибудь или себе, или звездолету. Я ж все понимаю. Чужие заморочки, они кажутся смешными постороннему, но для хозяина заморочек они страшно важные. Ну какой, положим, лавиец пойдет в бой без образка со святым Эрлихом? А тэффяне плюют на ладонь и втирают в висок — ляд знает, зачем, но любой тэффянин так делает. Йтен курят траву эту мерзкую, лаконцы прокалывают себя всякими железками, астропанки с Боура морды себе татуируют… Ну меч, подумаешь… да пусть со своим мечом хоть в обнимку спит, если ему это привычно. И вообще — молодой еще.
У него в каюте на стене стереокартина висела, красивая. Яркий такой лес — лианы в крупных красных цветах на черных деревьях, листья желтые, рыжие, а на переднем плане дерутся два зверя. Красно-бурые такие, полосатые, сплошные клыки и мускулы, и страшное напряжение очень здорово схвачено. У одного уже между ухом и шеей шкура располосована, кровища хлещет, но ему это, вроде, до звезды в данный момент. Не чувствует на адреналине и в горячке. Эффектно.
Укки говорит:
— Вам нравится?
— Да, — говорю. — Возьми с собой. Хорошая картина. У нас в машине повесим.