Продовольствиекончилось.
Умираем голодной смертью.
Вышли из Сент-Джо 8-го октября 1847 года.
Вышли из Солт-Лейк 1-го января 1848 года.
Прибыли сюда 1-го марта 1848 года.
Потеряли половину лошадей, переправляясь через Плату.
Бросили повозки 20-го февраля.
ПОМОГИТЕ!
Вот наши имена: Джоэл Маккормик, ПитерДамфи,ПольДеварджес,Грейс
Конрой, Олимпия Конрой, Мэри Дамфи, Джейн Брэкет,ГэбриельКонрой,Джон
Уокер, Генри Марч, Филип Эшли".
Внизу было приписано помельче карандашом:
"Мама умерла 8-го ноября в Суитуотере.
Мини умерла 1-го декабря в Эхо-Каньоне.
Джейн умерла 2-го января в Солт-Лейк.
Джеймс Брэкет пропал без вести 3-го февраля.
ПОМОГИТЕ!"
Жалобыстрадальцевобычнонепретендуютнаизяществостиляили
законченность формы; сомневаюсь,однако,чтобыкакие-либориторические
ухищрения могли придатьэтомуобъявлениюещебольшуювыразительность.
Поэтому я привожу его в точности, как оно висело на дереве в день 15 марта
1848 года, полузакрытоетонкойпленкоймокрогоснега,подвыбеленной
снегом, словно отмороженной, рукой, указующей окостеневшим перстом-как
если бы то был перст самой смерти - в сторону рокового каньона.
В полдень буря поутихла, ивосточнаясторонанебачутьпосветлела.
Стали различимы суровые очертания дальних вершин, и,словнозапавшийот
бескормицы, белый рок горызаблестел.Кто-тодвигалсяпозаснеженному
склону, двигался медленно, согромнымтрудом,двигалсястольстранным
образом, что не сразу можно было решить, человек это идет или зверь. То он
поднимался на ноги, то припадал на четвереньки, иногда устремлялся вперед,
словно пьяный, утративший чувстворавновесия,нопривсемтомстрого
сохранял принятое направление: он шел к каньону.
Вскоре сомнения рассеялись: то был человек. Исхудалый до невозможности,
оборванный, укутанный в ветхую бизонью шкуру, но все же человек, и ктому
же решительного характера. Молодой человек, хотя плечи его ссутулились,а
ноги едва ходили, хотя горе и заботы избороздили его лобпреждевременными
морщинами и проложилискладкивуглахзастывшегорта;молодой,хотя
страдания и голод прогнали с его лица юношескую беспечность, оставивлишь
ярость и отчаяние.
Подойдя к дереву у входа вканьон,онсчистилснегспарусинового
плаката,апотомпривалилсякстволуипростоялнесколькоминут
неподвижно. В отрешенной этой позе сквозило нечто такое,чтоговорилоо
крайнем изнеможении еще красноречивее, нежели лицо его и движения, ибыло
трудно объяснимо даже при создавшихся обстоятельствах.Чуточкуотдохнув,
он двинулся дальше, подстегивая свою нервную энергию,спотыкаясь,падая,
останавливаясь, чтобы поправить соскальзывавшие сноглыжи-самоделкииз
еловой коры,ивновьустремляясьвпередслихорадочностьючеловека,
который страшится, как бы не изменила ему его крепкая воля, последнийего
оплот.