С этими словами он уселся за стол и налил себе из кувшина. Водка в кувшине была холодная, но задымилась, когда потекла в стакан.
— А теперь, — сказал гость, улыбаясь и показывая зубы, — я приглашаю вас как законопослушного гражданина помочь мне вступить во владение моим имуществом.
И тут начался спор, горячий и упорный. Сперва у Йависа Стоуна еще теплилась надежда, но когда он увидел, что Дэниела Уэбстера теснят в одном пункте за другим, он только съежился в углу, не сводя глаз с лаковой коробки. Потому что ни вексель, ни подпись не вызывали сомнений — это было хуже всего. Дэниел Уэбстер вертел и так и сяк и стучал кулаком по столу — но уйти от этого не мог. Он предложил мировую; незнакомец и слышать о ней не хотел. Тогда он заявил, что имущество повысилось в цене и сенаторы штата должны стоить больше; гость же настаивал на букве закона. Он был великий юрист, Дэниел Уэбстер, но мы знаем, кто Царь юристов, как сказано в Писании, и похоже было, что Дэниел впервые встретил себе ровню.
Наконец гость слегка зевнул.
— Ваше усердие в защите клиента делает вам честь, мистер Уэбстер, сказал он, — но если вы не изволите привести других доводов, у меня туговато со временем…
И Йавис Стоун задрожал.
Дэниел Уэбстер нахмурился, как грозовая туча.
— Туговато или не туговато, а этого человека вам не видать! — загремел он. — Мистер Стоун американский гражданин, а ни один американский подданный не может быть призван на службу иностранному князю. Мы сражались за это с Англией в двенадцатом году и будем сражаться за это вновь со всеми силами ада!
— Иностранному? — повторил гость. — Интересно, кто это назовет меня иностранцем?
— Я что-то не слышал, чтобы дья… чтобы вы претендовали на американское гражданство, — с удивлением сказал Дэниел Уэбстер.
— А кто мог бы с большим правом? — осведомился гость с ужасной своей улыбкой. — Когда впервые притеснили первого индейца — я был там. Когда первое невольничье судно отплыло на Конго, я стоял на палубе. Разве нет меня в ваших книжках, рассказах и верованиях со времен самых первых поселенцев? Разве не поминают меня и сегодня в каждой церкви Новой Англии? Правда, на Севере меня почитают южанином, а на Юге — северянином, но я — ни то, ни другое. Я просто честный американец, как вы, и наилучших кровей, ибо, сказать по правде — хоть я и не люблю этим хвастать, — мое имя в этой стране древнее вашего.
— Ага! — сказал Дэниел Уэбстер, и на лбу его налились жилы. — Тогда я настаиваю на Конституции! Я требую суда для моего клиента!
— Дело это — вряд ли обычного суда, — заметил гость, мерцая глазами. Да и в такой поздний час…
— Пусть это будет любой суд по вашему выбору, лишь бы судья был американец и присяжные американцы! — гордясь, промолвил Дэниел Уэбстер. Живые или мертвые; я подчинюсь решению!
— Ну и чудесно, — ответил гость, направивши палец на дверь. И вдруг за нею послышались шум ветра и топот ног. Отчетливо и внятно доносился он из мрака. Но не похож был на шаги живых людей.
— Боже мой, кто это так поздно? — вскричал Йавис Стоун, дрожа от страха.
— Суд присяжных, которого требует мистер Уэбстер, — отвечал незнакомец, отхлебнув из дымящегося стакана. — Извините, если кое-кто из них явится в неприглядном виде, — дорога у них не близкая.
При этих словах в очаге вспыхнуло синим, дверь распахнулась, и друг за другом вошли двенадцать человек.
Если прежде Йавис Стоун боялся до полусмерти, то теперь он стал ни жив ни мертв. Ибо явились сюда: Уолтер Батлер, лоялист, предавший огню и мечу долину Могавка во время Революции, и перебежчик Саймон Герти, который любовался тем, как белых людей сжигают заживо, и при этом гикал вместе с индейцами. Глаза у него были зеленые, как у пумы, и пятна на его охотничьей рубашке оставила не оленья кровь. Был тут и «Король Филипп», гордый и буйный, как при жизни, с зияющей раной в черепе которая положила конец его жизни, и жестокий губернатор Дейл, ломавший людей на колесе. Был тут и Мортон с Веселой горы, с румяным, порочным, красивым лицом, так возмутивший Плимутскую колонию своей ненавистью к благочестию. Был тут Тич, кровожадный пират с черной бородой, спускавшейся кольцами на грудь. Его преподобие Джон Смит, в черной мантии, с руками душителя, шел так же грациозно, как в свое время — на эшафот. На горле его до сих пор краснел след от веревки, но в руке он держал надушенный платок. Так входили они один за другим, все еще в клочьях адского пламени, и гость называл их и описывал их дела, пока не закончил историю всей дюжины. Но он сказал правду — каждый из них сыграл свою роль в Америке.
— Вы удовлетворены составом суда, мистер Уэбстер? — насмешливо спросил гость, когда они расселись по местам.
На лбу у Дэниела выступил пот, но голос был внятен.
— Вполне удовлетворен. Хотя, на мой взгляд, в компании недостает генерала Арнолда.