– Но а что такое бабы? – горячился семинарист. – Как можно в таком важном вопросе…
– Нет, не вынесут этого бабы, – настаивал о. Сергий. – Скандал будет. Нехорошо.
– Можно приучить, – отозвался о. Иван. – Эка, бабы!
– И что вы говорите, отцы? – беспокойно совался дьякон и таращил большие, немигающие, застывшие глаза. – Тогда и вместо вас, отец Иван, можно граммофон поставить.
– Можно, – согласился о. Иван. – Отчего же нельзя.
– И вместо меня тоже граммофон? – волновался дьякон.
– И вместо тебя граммофон. – Поп Иван начал злиться. – Эка, подумаешь, птица какая: вместо всех граммофон можно, а вместо него нельзя. Еще лучше будет. И голос чище, и не соврет, как ты. Тоже, артист!
Дьякон оскорбился и даже загрустил. Но при расставании поп Иван ласково потрепал его по плечу и отвел к сторонке.
– Ты не сердись, дьякон, я пошутил. Я тебя, отец дьякон, люблю.
– Ну, уж какая это любовь, – горько усмехнулся чахоточный дьякон.
– Верно. Ты вот что, ты приходи-ка вечерком, вместе будем граммофон слушать.
– Нет, уж увольте, отец Иван, – выставил дьякон обе ладони. – За ласку благодарю, а что касается граммофона, то я еще совести не потерял.
– Вот дурак-то – я тебе веселую поставлю.
– Нет, уж увольте. Мне душа дороже вашего веселья. О. Иван обозлился, и бороденка у него затряслась.
– Скажи пожалуйста… А еще есть ли у тебя душа-то, ты бы подумал. Может, пар.
– После такого возражения… – солидно начал дьякон, но поп у самых ног его плюнул на пол и зашаркал по плевку мягкой туфлей.
– Тьфу – вот твоя душа! Я, может, его больше вас всех уважаю.
– Его?
– Его.
– Граммофон?
– Граммофон.
Расстались в ссоре. Но дьякон был добрый и деликатный человек, и уже скоро его стала грызть совесть, что он обидел старика. Не выдержал и дня через три после гостей утречком пошел к о. Ивану извиняться.