Войдя в землянку, я перестал дышать. Двалин, завалившийся вслед за мной, шумно втянул горлом воздух и отвернулся, закрывая губы рукой. У моих ног, на струганных досках пола сидела мертвая женщина, совершенно нагая и отвратительная — в нелепой позе и той леденящей ауре ужаса, которую излучает в пространство изуродованное пыткой тело.
Ее груди и правая рука были отрезаны. Обе ноги отрублены, одна в щиколотке, другая — чуть ниже колена.
Муж женщины лежал рядом. Его голова покоилась между ног, сжатая обрубками бедер. Руки несчастного, лишенные пальцев и длинных полосок кожи от плеч до запястий, валялись на коврике перед ложем, сложенные крестом.
Ужасно, но женщина казалась живой. Нагнувшись, я видел, как чуть дрожит ее плоть. Девица сидела, привалившись спиной к стене, широко расставив ноги-обрубки. Ее рука удерживалась внизу живота, примотанная полосками кожи, содранной с рук мужчины. Серые, гладкие ленты, измазанные кровью и брызгами выделений, прибили к кости ржавым гвоздем.
От жуткой картины мир поплыл вокруг моей головы — размытый, нечеткий, словно бы черно-белый. Где-то за спиной, Двалина вывернуло на изнанку кровавой рвотой.
Чуть пошатываясь, стараясь не хвататься руками о забрызганные плотью предметы, я медленно разогнулся, достал из-за пояса чекан. Рука взметнулась и опустилась, не чувствуя удара, теплые капли оросили мое лицо.
Когда мы вышли наружу, напарник на меня не смотрел.
— Опять? — спросил он, отирая рукавом рот.
— Их было пятнадцать, — ответил я невпопад и прикрыл глаза, вдыхая измененными легкими отравленный воздух. Здесь, к северу от великой Сибирской пустыни, ближе к жаркому Черному океану, который предки называли Северным Ледовитым, порывы ветра несли больше свежести, хотя лучи солнца, казалось, ближе к северу должны были становиться более обжигающими.
Безжалостный жар, источаемый проклятым алым светилом на выжженную планету, скрашивался тут легким приморским бризом, чуть колыхающим пронзительную, насыщенно-синюю бездну, зависшую над дюнами и песками…
— По количеству домов, в поселке проживало примерно две сотни мужчин и женщин, — продолжил я, открывая глаза и оглядываясь по сторонам, — пятьдесят боеспособных самцов, восемьдесят самок, способных к деторождению, остальные — старики и дети, не способные держать оружие. Луки, копья, примитивные железные тесаки…
Развернувшись в пол оборота, я ткнул когтем в север.
— Пятнадцать нападавших явились сюда со стороны побережья глубокой ночью, иначе невозможно объяснить внезапность атаки. Используя тепловизоры и радиосвязь, окружили деревню. Потом, компактными группами по трое, вооруженные импульсниками, прикрывая друг друга, двинулись к центру поселения, по дороге уничтожая всех самцов, определенных сканером как взрослые особи. У местных не было даже шанса.
— Понятно, — товарищ мой скорчился и с ненавистью плюнул на землю. Его слюна, состоящая частично из кислоты, прожгла в песке небольшую подпалину. — Значит, поддонки перещелкали мужчин-защитников из древнего оружия, потом, от души поглумившись, убили женщин и стариков. Даже детей.
Взглянув на него, я безмолвно кивнул, качнув головными гребнями. В это мгновение в сердце царила жуткая пустота, и даже усталость, мучившая меня третьи бессонные сутки, не значила ничего.
— Не всех… — еле слышно прошептал я.
Кошмарное лицо Двалина, способное нагнать ужас на всякое существо, опасающееся смерти, от этих слов вздрогнуло, и словно бы осунулось от страшного осознания. Он поднял глаза и посмотрел на меня испуганно, как ребенок.
Спустя час мы бежали короткими перелесками, между пальм и гигантских лишайников, по утлой «хомовской» дороге, состоящей из узкой полоски глины и серых, чуть обработанных ударами кирки камней.
Сто лет назад, когда цивилизация человека находилась на пике своего могущества, здесь пролегал великолепный тракт на тысячи километров, покрытый щебнем, отсевом, песком и расплавленным камнем. Ныне, бетон и асфальт осели, спрятавшись в вязкий грунт, и над останками того, что могло считаться памятником Человечеству, мелькали когтистые лапы «юных».
Я мог перемещаться быстрее своего компаньона, однако, позволяя напарнику сохранить силы для подводной ловли, не развивал больше восьмидесяти километров в час.
В отличие от «юных», люди не обладали подобной физической мощью, однако согласно незыблемому принципу компенсации, обитателям морского чудовища была доступна иная сила — технология древних.
Противостояние между вымирающими остатками «хомо» и юными расами началось давно.