— Трудно пришлось бы нам, если бы наше правительство согласилось на встречу Большой Тройки под Каиром или где-то поблизости от Багдада, как предлагал Рузвельт. Там немцы запросто могли бы осуществить свой план. В Иране все-таки стоят союзные войска, — сказал Панков. — Наверное, нам придется в ближайшие дни выехать в Иран. В Тегеране надо будет связаться со Светловым. Да и к месту событий следует быть поближе. Вечером встретимся, — он пожал руку Авдееву и вернулся на совещание.
Большая комната с трюмо, столиками, креслами напоминала вестибюль недорогой гостиницы, только письменный стол да огромный портрет шаха на стене говорили, что это кабинет иранского чиновника.
В кабинет вошел полицейский полковник. Подошел к зеркалу, посмотрел на свою обрюзгшую физиономию. Нахмурившись, резко отвернулся и шагнул к окну.
В дверь заглянул высокий ажан с длинным костлявым лицом.
— Кто там? — спросил полковник.
— Русский офицер господин Смирнов, — испуганно доложил ажан, словно в приемную ворвался бежавший из зверинца тигр.
Полковник Самии возглавлял в полиции один из отделов, и Смирнов был с ним уже знаком.
Несмотря на то, что Смирнов бывал здесь уже много раз, ажан никак не мог привыкнуть к его появлениям. Еще недавно за знакомство с советскими людьми сажали в тюрьму. А теперь вдруг вот так, запросто, приходит в полицию советский офицер.
— Проси, — приказал полковник ажану и торопливо поднялся из-за стола.
— Здравствуйте, господин полковник, — приветствовал его Смирнов на персидском языке.
Олег Смирнов, смуглый, худощавый брюнет с карими глазами, походил скорее на обитателя знойных пустынь, чем на русского. Если бы не форма советского офицера, его нельзя было бы отличить от иранца.
Каждый раз пожимая руку Смирнова и чувствуя, что на ней не хватает пальцев, полковник испытывал уважение к этому молодому офицеру, уже побывавшему на фронте.
— Милости прошу, присаживайтесь, — несколько раз повторил он подчеркнуто почтительным тоном. — Чаю! — приказал полковник ажану, застывшему в дверях.
Смирнов сел на диван. Полковник Самии опустился в кресло рядом.
Вначале полковник по традиции подробно расспросил Смирнова о здоровье, о семье. Без такого вступления в Иране не начинается ни один деловой разговор. Выполнив долг приличия, Самии стал сетовать на сложность обстановки в стране: ведь на некоторых правительственных постах еще сохранились скрытые профашисты.
Снова появился ажан. Он принес маленькие стаканы с крепким чаем и вазочку с мелко наколотым сахаром. Поставив все это перед гостем, полицейский, осторожно ступая, точно боялся разбудить спящих, удалился. Смирнов воспользовался паузой в разговоре и сказал, что ему нужны сведения о живущих в Тегеране эмигрантах.
Полковник поднял телефонную трубку, набрал номер и процедил сквозь зубы:
— Зайдите с книгой учета эмигрантов.
Не прошло и минуты, как в кабинет вошел полицейский офицер. Низкий, сутулый, с красными слезящимися глазами. В руках у него была толстая конторская книга. Он поклонился и застыл на месте.
— Передайте господину капитану, — приказал Самии.
Офицер, с любопытством поглядывая на Смирнова, протянул с поклоном ему книгу, держа ее на обеих ладонях, словно преподносил хлеб-соль. Он много лет руководил слежкой за советскими представителями в Иране. Правда, в глубине души он никогда не испытывал к ним вражды и лично не встречался с ними. Следил, раз требовала служба.
Передав книгу Смирнову, офицер ушел. Самии сел за свой стол и углубился в чтение бумаг.