— Открывайте огонь.
В это время между «юнкерсом», появившимся над Ираном, и вторым самолетом, который летел вслед за ним, но находился еще над турецкой территорией, шли радиопереговоры. На первом самолете была группа немецких парашютистов, на втором — руководитель операции полковник Гардт. Это по его указанию первый самолет пытался ускользнуть от советских истребителей.
— Наш первый самолет лег на обратный курс. Как быть нам? — спросил командир корабля полковника Гардта.
Тот, помедлив несколько секунд, проворчал какое-то ругательство и приказал:
— Возвращайтесь на базу. Первый самолет пусть следует за нами.
Но выполнить этого «юнкерс» уже не смог. Советские истребители открыли огонь.
— Самолет загорелся и, падая на советскую территорию, взорвался, — доложили Панкову с головного истребителя.
И, словно подтверждая это, вдалеке раздался глухой гул.
— Передайте, что мы вылетаем к месту падения самолета. Пусть дает нам координаты, — приказал Панков радисту и, обернувшись к чекистам, скомандовал: — В самолет!
Записав координаты, Панков приказал радисту:
— Передайте начальнику отряда, чтобы выслал к месту падения самолета машины, в том числе и санитарную.
В самолете все сидели молча. Уже светало.
Приземлились благополучно и сразу кинулись к немецкой машине.
Взрыв был настолько силен, что от «юнкерса-52», который гитлеровцы использовали обычно для десантирования небольших групп, остались лишь обломки, разметанные в радиусе почти километра. Сравнительно целым оказался мотор, он глубоко врезался в землю. Никаких документов, даже обрывков бумаги, обнаружить не удалось, но по найденным парашютам, обломкам оружия и специального миномета, стреляющего снарядами большой разрушительной силы, было очевидно, что на сбитом самолете летела ожидавшаяся группа террористов.
Появились машины, посланные из отряда. На месте взрыва делать было нечего, и Панков дал команду уезжать.
Ночью группа чекистов отправилась арестовывать Анджея Глушека.
Чекисты шли по переулкам между глухими глинобитными стенами. Казалось, что они идут по дну высохшего канала. Ожесточенный лай собак преследовал их с обеих сторон.
Подошли к дому Глушека, окружили его. Смирнов постучал в калитку. Никакого ответа. Пришлось постучать еще. Им ответил только громкий собачий лай.
Наконец во дворе заскрипела дверь. Вышедший из дома зашлепал наспех надетыми туфлями. Звякнула щеколда, калитку открыл иранец с фонарем в руках. Поднимаясь с постели, он, видимо, впопыхах не нашел одежды и накинул на себя одеяло. Встречая гостей, иранец низко кланялся и гостеприимно разводил руками, словно предлагал в дар весь дом. От этих движений одеяло распахивалось, обнажая грузную фигуру в нижнем белье.
— Да буду я вашей жертвой. Не знаю, за что аллах так милостив к нам, послав столь приятных гостей, — рассыпался он в любезностях, бросая в то же время настороженные взгляды на стучавших.
Неизвестно, сколько времени продолжал бы он изощряться в восточной учтивости, если бы Смирнов не отстранил его и не вошел в дом.
У кровати с белоснежным бельем стоял в шелковой пижаме Глушек. Увидев советского офицера, он метнулся к тумбочке, но Смирнов успел его опередить.