Книжка в руке, коньяк в пузатом бокале, для картины полного счастья не хватало только сигары или трубки. Но мужчина не курил.
Что привлекательного в дымовой трубе паровоза?
Или кому-то нравится нежно ее облизывать?
Вот, Благовещенскому и не нравилось быть такой трубой. Не говоря уж о вреде здоровью. Нет, ни к чему.
В камине потрескивал огонь, за окном клубилась ночная темнота… хорошо!
Кота еще осталось завести, чтобы мурлыкал, или собаку…
Саша потянулся.
Да, хорошо…
Странно слышать эти слова от человека, который потерял дочь, практически потерял жену, отставлен с должности – так что ж? Бегать и орать, что все пропало?
Или даже ВСЕ ПРОПАЛО!!!
Нет уж. Не дождетесь. Счастье есть всегда, пусть даже в таких коротеньких минутках. Просто надо уметь поймать его. В минуте тишины, в солнечном лучике, игриво пощекотавшем нос, верной собаке, которая рада тебя видеть, мурчанье кошки, улыбке красивой женщины…
Сходить, что ли, к красивым женщинам?
Которые будут профессионально красивыми, услужливыми и радостными? И не так дорого это стоит, ей-ей. Зато спокойно.
Под венец не потащат, денег требовать не будут, детей не захотят…
Сана прислушался к себе.
Нет. В бордель не хотелось. Не по физиологическим, по психологическим причинам. Просто… хотелось другую женщину.
Умную, красивую… мага земли.
Черт!
Да, вот так и не заметишь, а увлечешься. Княжна Горская оказалась той самой соломинкой, сломавшей спину верблюда. Ее ум, ее характер, ее любовь к родным и близким, готовность отстаивать их, даже с риском для жизни, сила воли… да, и внешность тоже.
Такая… аппетитная. Есть за что подержаться, а то некоторых обнимешь – так о кости оцарапаешься.
Александр мечтательно вздохнул.
Физиология тут же подтвердила, что в данном случае она полностью в ладах с психологией, м-да… осталось княжну уговорить?
В том-то и дело.
Зная Марию, ныне Храмову, Александр прекрасно представлял, чем кончится такое предложение. Она не создана быть любовницей. Более того, предлагать ей нечто подобное подло и неправильно. И не согласится она.
Не станет ругаться, не отвесит пощечину, это не дамский роман, но закроется навсегда. И доверять не будет.
И в дом… нет, в дом-то пустит, но атмосферы общности и уюта у них уже никогда не будет. Вообще никогда.
Есть женщины, которых можно валять везде и всюду. На таких можно потом жениться, можно не жениться – это неважно. Это ничего не поменяет.
Есть такие, как Мария.
На них можно только жениться. Это не значит, что им не нужен мужчина, но… они не умеют заводить интрижки. Для них отношения – это надолго, в идеале – навсегда, и относятся они к своим связям более, чем серьезно.
Предлагать им интрижку просто подло и гадко.
Но…
Вопрос в другом.
Что сможет ей предложить сам Благовещенский?
Семью? Детей? Это у нее уже есть, хоть и необычная семья, но Марии хватает. И братьев она любит, и сыновей, и они ее тоже обожают, мало, что ли?
Себя?
Да, сокровище.
Не особо богатое, не в юрте, не…
Много чего – не.
Еще и с отставкой как сложится, кто его знает! Государь может и на Камчатку сослать, крабов пересчитывать. Не хотелось бы.
Так что предложить ему нечего.
А было бы – что?
Александр задал себе этот вопрос и хмыкнул.
Было бы что – он бы не погнушался. И предложение сделать по всей форме, и хотел бы положительного ответа. Но зачем Марии такое счастье, в два раза старше, с сумасшедшей супругой, без чинов и званий, считай… Нет. Невыгодно.
А любовь…
А любовь состоит не только в том, чтобы в стогу валяться. Если уж ты семью заводишь, ты за нее и ответственность несешь. Одну он уже не вынес, как это ни печально признавать.
Благовещенский вздохнул.
Да, Маша заслуживает лучшего. Хотя…
На миг, только на миг он представил себе эту картину.
Он сам, вот, как сейчас.
Маша с книгой – в кресле напротив. Дети, штук шесть, которые возятся на ковре, Ваня в костюме-тройке, который о чем-то расспрашивает, Петя в мундирчике кадета…
Пара пушистых кошек и большая собака с умными глазами довершили картину семейного счастья.
Да, это могло бы быть.
Но – не будет. А значит, и мечтать не о чем.
Благовещенский решительно задавил картинку, убрал ее в дальний угол памяти – и даже сам поразился, как это резануло по душе. Словно острым осколком стекла по обнаженной коже…
Не будет такого.
Никогда.
Больно…
Глава 2. Аудиенции и уединенции
Ох, не просто так мне Романов карточку-пропуск вручил. Как кусок сыра в мышеловку.
В тот же день, к вечеру, мне пришла кучка корреспонденции.
Первая – от Храмовых. Приглашение в гости. Отдала Ване – отписаться и вежливо отказаться. Вежливо, понял?
Понял, но наверняка поступит, как я. Сначала напишет, что думает, а потом как надо. У меня шеф так писал, кстати, чтобы пар стравить, иногда на заказчиков и всякие организации просто сил не было. Вот он и придумал, чтобы на сотрудников не срываться.
Сотрудники-то свои, родные, денежку зарабатывают, на них орать не надо, вы ж молотком по телевизору не шарашите? Вот он и не шипел. На нас.
А на всех остальных – можно. Не наживать же себе инфаркт из-за пару-тройки козлов?
Пришло письмо от любящего папеньки.
Ёжь!
ОПЯТЬ!?
Меня опять пригласили на чай. Нет, ну ничему человека жизнь не учит.
Опять отдала Ване.
– Скопируешь мой ответ и отошлешь.
– Который ответ?
Я на секунду даже испугалась. Так, отошлет, что я взаправду о папаше думаю, вот нам прилетит! Это сейчас я могу жертву изображать, а как только покажешь, что зубы есть…
Нет, нельзя.
Сочувствуют только несчастным маргариточкам. А несчастным росяночкам не сочувствуют, хотя кому еще хуже приходится – вопрос. Первым-то солнечного света хватает, а вторым тяжко, поди еще, налови себе обед!
Все равно.
Сочувствуют не тем, кто матерится, а тем, кто размазывает по щечкам слезки. Точно знаю.
– Ванька, не вздумай.
Парень посерьезнел в одну минуту.
– Маш, я же не дурак. Но черновик-то есть?
– Возьмешь в гостиной на столе, там папаша его и оставил.
– Понял.
Третье письмо было от главы юрта – Симеона Михайловича Алябьева.
Хм, уважаю.
Мудрый мужик, понял, что к нему я не поеду даже под конвоем, и написал, что хотел бы встретиться со мной для обсуждения некоего взаимовыгодного дела.
– Напиши, что завтра с утра, – отдала я Ване конверт.
И взялась за последний, доставленный с царским курьером, который сейчас пил на кухне чай с водкой. Или водку с чаем?
Неважно.
Пафосный конверт содержал не менее пафосное приглашение к его величеству. Завтра, на четыре часа дня.
Ох, ёжь твою рожь!
– Так… Ваня, солнышко, тащи мне "Трафаретник". Будем отвечать.
Ваня послушно стащил с полки толстенный том в кожаном переплете.
"Трафаретник", собственно, и содержал трафареты писем на все случаи жизни. Обновлялся он раз в десять лет, этого хватало.
Высочайшие письма, письма вышестоящим, нижестоящим, девушкам, мужчинам, на все случаи жизни – от назначения тайной встречи до прошения о помиловании. Мало ли что?
Мало ли как?
Обращаться к людям тоже уметь надо. Обороты можно вставлять и свои, а вот канва…
Милостивый государь, или там, Ваше Императорское Величество…
На это письмо мне надо ответить самой. А еще…
– Вань, будь человеком, пошли Петьку за модисткой. Мне нужно, чтобы завтра с утра мое платье было уже готово.
Ваня только вздохнул.
– Сейчас пошлю.
И вышел. А я вцепилась в лист бумаги. Так, сначала начерно.
Ваше Императорское Величество!
Для меня огромная честь…
Да уж. Щас описаюсь. Только вот не знаю, то ли от счастья, то ли от нервов?