И знала до этого, просто…
Думала, что я не знаю всего этого, что волосы эти, глаза, попытки изменить поведение и голос… что все это поможет.
Да я искал ее два года. Половину из которых буквально бегал с одной единственной фотографией, сделанной на смартфон. Она у меня была пока я его не разбил.
Понял, что она наврала, и швырнул телефон о стенку. А потом напился и подрался. А спустя еще месяц просто забыл обо всем и стал работать.
Действенно.
Помогает.
Она смотрит на меня, а я не могу удержаться и наклоняюсь, чтобы поцеловать, но она шарахается, быстро накрывает мои губы ладонью и выдыхает “Нет”.
Я отпускаю ее и отхожу на пару шагов, прекрасно понимая, что перегнул палку. Прошло два года и то, что я до сих пор ее не забыл вовсе не значит, что и она тоже.
Она, может, и не была влюблена. Нашла парня на отдых и укатила в Москву к жениху.
К моему брату.
Мое настроение меняется практически за минуту.
Я злюсь на нее.
За то, что ушла, что ничего не сказала и не оставила даже записки. Просто села на автобус и уехала.
Я бью кулаком в бетонную стенку, и Яна вскрикивает, а я не чувствую физической боли. Она внутри вся.
Там настолько тяжело, что мне хочется вдохнуть, а я не могу.
Больно.
— Максим, — ее голос продирается сквозь сознание и я смеюсь.
— Серьезно? То есть, Максим? А где же “я вас не знаю”? Вспомнила?
— Перестань.
— Нет. Не перестану.
Я подхожу к ней ближе. Чувствую, что моя рука в крови: все же я сбил кожу на костяшках, но это и неважно.
— Знаешь почему не перестану? Мне интересно, почему ты ушла? К нему спешила? — она мотает головой.
— Это не имеет значения.
Отталкивает меня и идет к двери, а я бросаю ей вслед:
— Беги, но от себя все равно не убежишь.
=Скрытые мотивы
Яна
Он сказал вслед слова, которые и так вертятся у меня в голове. Я не могу их выбросить и забыть о них.
Они меня преследуют.
Врываются в сознание и крутятся как шестеренки у часов. С завидной регулярностью и качеством швейцарского механизма.
Мне физически сложно находиться на этом празднике под руку с Вадимом, когда в паре метров стоит Максим. Я чувствую на себе его взгляд, но скрыться некуда.
Приходится вести непринужденную беседу, в ходе которой меня спрашивают:
— Как твоя работа?
Ольга — жена одного из друзей Вадима. Ее заботят шмотки, тачки, маленькие собачки и развлечения. Она, кажется, ни дня в жизни не работала и посвящала себя маникюрным салонам, парикмахерским и СПА.
Для нее я как собачка, которую показывают на выставке. Она не воспринимает меня как равную себе и явно не понимает, как я могу работать, когда вот-вот выйду замуж.
— Хорошо, — отвечаю и смотрю на нее, вижу, как она улыбается и закатывает глаза.
Отпивает из бокала шампанское и задает следующий вопрос:
— И как? Получается? — она задает вопрос, а я чувствую, как Вадим легонько впивается пальцами в мою талию, и понимаю, что простым “нормально” не отвертеться.
— Получается, — я не хочу говорить о том, чем занимаюсь, не хочу, чтобы кто-то знал о моей работе, но у меня нет выбора. — У меня свой кабинет в поликлинике, — гордо говорю я, замечая, как Ольга дергается.
— Это приносит денег? — тут же спрашивает она, и я улыбаюсь, прекрасно зная, что сказать.
— Я не гонюсь за деньгами, — говорю и замечаю, что к нам присоединилось еще несколько зевак.
Всем интересно, чем занимается будущая жена Вадима Островского.
— Для меня это хобби, а деньги… хватает на уход за собой и оплату квартиры и коммунальных. Я делаю это ради детей. Я помогаю им, прописываю лекарства. Я знаю каждого пациента, — Ольга смеется, а следом за ней еще несколько девушек и пара мужчин из тех, кто слушает.
На мгновение я теряюсь, не зная, что сказать в свою защиту. Для меня дико то, что люди могут смеяться над профессией детского врача, над болезнями и трудностями маленьких пациентов.
Мне не обидно, что смеются надо мной.
Я не понимаю, почему ржут над болезнью детей.
Никогда не понимала.
Я смотрю на Олю и мне хочется плеснуть ей шампанское в лицо. Я почти это делаю, но неожиданно слышу голос Максима:
— Вы зря смеетесь, — серьезно заявляет он, подходя ближе к нам с Вадимом. — У кого-то есть дети? — спрашивает, обводя присутствующих цепким взглядом, и я вижу, как несколько человек кивает.
У меня создается ощущение, что Максим не от мира сего. Он совершенно точно не вписывается в эту богему.
Как и я.
Он одет в светлые брюки кремового цвета и голубую рубашку с расстегнутой верхней пуговкой. Его движения не такие плавные, как у других присутствующих. Он больше резковат, чуть неаккуратен, и его это совершенно не парит.
Ему плевать, что о нем думают, как смотрят.
Он уверен в себе и знает, что привлекателен, хотя заметно, что такие собрания он не любит.
Он смотрится… по-домашнему, что ли.
Я вижу остальных мужчин. Все одеты в рубашки с высоко застегнутыми воротничками и темные брюки. Дресс-кода, как бы, нет, но наряды как на совете директоров. Это смешит, но с другой стороны я понимаю, что так правильно.
Вот в этом мире.
У меня у самой нет дорогой и стильной одежды, как у той же Ольги. Мое платье — подарок подруги. То, которое было на мне изначально — единственное, что я купила сама. Да и то пришлось копить полгода.
Максим рассказывает какой-то случай с ребенком, когда неправильно поставленный диагноз сыграл фатальную роль. Мальчика так и не смогли спасти, а родителям даже отказали в иске и материальной компенсации.
Я вижу, как все вокруг слушают его речь, и меня удивляет легкость, с которой он располагает людей к себе. Под конец монолога он делает так, что присутствующие оценивают значимость моей работы, а Оля фыркает, но все же вынуждена согласится.
Я подхватываю разговор и дальше мы уже общаемся в небольшом кругу.
Я рассказываю двум отцам и трем мамам о ежегодном осмотре, о регулярных прививках, о вакцине и ее выборе, а когда отвлекаюсь, понимаю, что вечер приходит к концу и выдыхаю.
Наконец-то.
Вадим берет меня под руку и мы идем прощаться с родителями.
Выходим из душного зала на улицу, и я расслабляюсь, замечая, что нам уже подогнали автомобиль. Я иду к нему, но Вадим останавливает меня на полпути:
— Погоди… мы договорились с Максимом поехать в боулинг. Посидеть, выпить.
— Хорошо, — говорю и подхожу к нему ближе. — Спокойной ночи, — я тянусь к нему, чтобы поцеловать, потому что деньги деньгами, а я действительно привыкла к этому.
— Ты поедешь со мной, — спокойно говорит он, а я пытаюсь отвертеться.
— Вадим, — говорю спокойно. — Я устала. И что я буду там делать?
— Украшать меня, — он произносит слова так, будто ставит ультиматум, а мне кажется, что я впервые вижу его.
Он никогда не говорил подобные вещи, и на мгновение я даже застываю. Смотрю на него и понимаю, что год начинается уже сейчас.
Он проверяет меня.
Пробует на вкус мою покорность, пытается понять, готова ли я к тому, что он предложил.
И я соглашаюсь. Покорно киваю и говорю, что мне нужно переодеться.
— Я отпустил водителя, — зачем-то говорит он, — и я не могу отвезти тебя. Мне нужно поговорить с одним человеком здесь. Я попрошу Максима тебя отвезти, ладно?
Нет!
Нет, не ладно!
Я хочу закричать, но вместо этого просто цепенею.
Замираю, хотя и легонько киваю головой, соглашаясь с ним. Мне точно нельзя категорично относиться к его брату, иначе у Вадима возникнут подозрения, а это…
— Отлично. Жди здесь, я спрошу у него, — он двигается в сторону ресторана, а я внезапно выдаю:
— Может, вызвать такси? — Вадим разворачивается и в упор смотрит на меня, а я изображаю саму усталость — лучшее, на что я способна.