Улыбка хальдага мне понравилась не меньше его сексуального подбородка с ямочкой, но я не стала зацикливаться на этом умозаключении, потому что качок из спортзала и качок из другого мира — это две разные вещи. Ну то есть двое разных мужчин.
С первым можно просто хорошо провести время, за второго (если сильно увлечься и провести время слишком хорошо) можно нечаянно выйти замуж. Ну или стать этой загадочной асави. А я становиться частью шведской семьи де Горта и оседать в этом мире точно не собираюсь.
Мне домой надо. Пока не объявилась настоящая Филиппа или меня не раскрыли.
— Ваше всемогущество, я с радостью покажу леди Адельвейн дом и ее покои. — Паулина томно затрепетала ресницами. — Уверена, сиротке из приюта будет интересно посмотреть, как живут другие.
— Из обители, — сдержанно поправила я наину.
— А разве это не одно и то же? — уточнила она с самым невинным видом.
В отличие от меня Паулина умела мастерски владеть собой и цеплять на лицо, когда надо, маску благодушия и приязни. Жаль, я так не умею. Не умею играть. И боюсь, это еще не раз усложнит мне жизнь в этом мире.
— Буду благодарна за экскурсию. — Взяв себя в руки, постаралась тоже излучать благодушие.
— До встречи за ужином, леди, — бросил нам Мэдок. Свистнув догу, коротко поприветствовал слуг и направился к лестнице.
Морок потрусил за ним следом.
«Смотрите, не поубивайте друг друга в первый же вечер, — напутствовал он напоследок. — Или хотя бы дождитесь зрителя, то есть меня, прежде чем начнете убивать».
Подхватив под руку, Паулина повела меня к дому. Словно давние подруги мы поднялись по широким промерзшим ступеням следом за герцогом, который быстро скрылся в полумраке холла в компании своего болтливого дога.
— Роувер — роскошное имение с богатыми угодьями, плодородной землей и чудесной природой. Этому дому уже более трех веков, но чувство такое, будто его только вчера построили. У его всемогущества трудолюбивые слуги, а сам он очень внимательный и заботливый хозяин, — громко щебетала наина, и ее звонкий голос разносился по особняку Истинного. Разве что эхом не звучал в каждом углу и в каждой щели.
Только глухой не услышал бы ее дифирамбы, а де Горт явно не страдал отсутствием слуха.
Вручив служанке плащ, я пошла стучать каблуками по черно-белым мраморным плитам холла. Из него мы прошли в гостиную, в которой запросто поместилась бы вся моя квартира и еще две таких же. Дальше была библиотека с книжной коллекцией, ничем не уступавшей той, которую на протяжении нескольких столетий собирали предки Филиппы. Музыкальный салон и снова гостиная. Коридор, зимний сад, опять коридор.
Мы шли под аккомпанемент беззаботного щебетания Паулины, нахваливавшей де Горта, всю его родню, его дом и его прислугу. Вспомнили и о его покойных родителях, и даже о бронированной псине. После чего опять вернулись к единственному и неповторимому, которого де Морсан обожала, любила и боготворила.
Так и хотелось спросить: а вы тапочкам его по утрам, случайно, не молитесь? Но я сдерживалась из последних сил, убеждая себя, что все это явление временное, а значит, не стоит зацикливаться на чьих-то там наинах.
Под несмолкающее жужжание рыжей мы вошли в небольшую комнату. Шторы в ней были плотно задернуты, не давая скупым лучам закатного солнца проникать внутрь. Здесь было прохладно — пламя в камине медленно гасло. Я обхватила себя за плечи руками, жалея, что слишком рано рассталась с плащом.
Подошла к камину, протянула к тлеющим углям руки и услышала, как у меня за спиной захлопнулась дверь. Щелчок — это в замке провернулся ключ.
Ядовитое шипение — это первая наина решила, как змея шкуру, сбросить с себя личину:
— Не знаю, что там между вами было, но больше этого не повторится. Слышишь?! Мэдок — мой мужчина, моим и останется! Ты здесь в любом случае надолго не задержишься, а если еще хоть раз к нему сунешься, не задержишься и в этом мире. Надеюсь, мы друг друга поняли, Филиппа, и ты не станешь создавать проблем ни мне, ни уж тем более себе. Будь умницей, сиротка, и мы подружимся. А если нет…
Я медленно вдохнула, затем выдохнула. Спокойно, Лиза, просто не реагируй на этот выпад. Ты ведь в любом случае не планировала задерживаться в этом гаремном серпентарии, а де Горт для тебя просто мимо проходящий. Надолго он в твоей жизни все равно не останется, как и я в его задерживаться не собираюсь.
С этой позитивной мыслью я и повернулась к первой наине. Паулина — красавица, этого у нее не отнять. Но гримаса пренебрежения портила и искажала это олицетворение грации и нежности. Аккуратненькое личико в форме сердечка сейчас некрасиво искривилось, пухлые губки превратились в одну сплошную белесую линию, большие светло-карие глаза сузились от злости.
Так, надо заканчивать это сольное выступление, иначе сейчас совсем распсихуется, а я терпеть не могу женские истерики. В отличие от Верочки, которая истерить умела и любила.
Запретив себе думать о Лебедевой, постаралась улыбнуться:
— Скажу честно, подругами мы с тобой точно не станем, но и враждовать нам тоже не обязательно. Говоришь, его всемогущество твой мужчина? — Я вскинула перед собой руки, этим жестом показывая, что он мне на фиг не нужен. — Пожалуйста, на здоровье. Бери и пользуйся в свое удовольствие.
Паулина недоуменно нахмурилась. Видимо, ожидала от меня какой-то другой реакции. Может, надеялась, что испугаюсь? Но выглядела леди де Морсан не то чтобы устрашающе… Просто обычная избалованная девица, защищающая насиженное место в своем «курятнике».
Недоверчиво хмыкнув, она обошла меня по кругу, цепко присматриваясь, напоминая кружащего вокруг добычи коршуна или шакала.
Вот только становиться добычей этой шакалихи я не собиралась.
— Но то, что было между вами в карете… — сверкнула она глазами.
— Больше никогда не повторится, — заверила я самым дружелюбным тоном, на какой только была способна. — Уж точно не в этой жизни.
Можно было, конечно, вообще ее успокоить и сказать, что между мной и де Гортом в той карете ничего не было, мне просто слегка поплохело из-за его фокусов с перемещениями. Но я ведь не мать Тереза, в самом деле. Пусть немного помучается из-за ревности. Это ей за непримерное поведение.
Паулина явно не была хорошей девочкой.
— Рада, сиротка, что мы друг друга так быстро поняли. — Она удовлетворенно кивнула, а у меня от этого обращения, «сиротка», челюсть сама собой задвигалась.
Пусть метит Мэдока, ну то есть территорию, сколько душе угодно, но если еще раз назовет меня сироткой…
— Значит, чему-то тебя в том твоем забытом богиней приюте все-таки научили.
— Обители. — Вдохнула, выдохнула и пришла к выводу, что дыхательные упражнения больше не помогают.
А скоро и Паулине никто не поможет. Де Морсан продолжала нарываться и уверенно, с энтузиазмом рыла себе могилу.
— Да что ты все время меня поправляешь?! Приют, обитель — какая разница? То, что тебя воспитывали монашки, не делает тебя более желанной для высшего света Харраса. Ты беспризорница, сиротка, тем более дочь презренного бунтаря. Беспризорницей и останешься, выродком… к сожалению, пока что необходимым Мэдоку. Я это говорю не чтобы оскорбить тебя и унизить. Только чтобы ты знала свое место и… кхе… кха…
Я и сама не поняла, что произошло. Просто в какой-то момент перед глазами потемнело, а когда пришла в себя, осознала, что мои пальцы как-то уж очень крепко, прямо-таки самозабвенно сжимаются вокруг горла леди Паучихи.
Не знаю, что на меня нашло. Я не фанат насилия и агрессии, но…
— Для тебя я леди Адельвейн, и никак иначе. Другого обращения к себе не потерплю.
— Жить надоело? — Паулина попыталась вырваться, но злость на склочную девицу, а может, напряжение последних дней сделало меня сильнее.
— У тебя могу спросить то же самое. Я тебя поняла, Паулина. Надеюсь, что и ты меня поймешь. Взаимное уважение — вот о чем я прошу. Нет, требую и настаиваю.
— Грр… фрр…