— Невыносимо! — взревел Абалденный и ринулся в кабинет, широко шагая и размахивая на ходу руками, что выдавало крайнюю степень волнения. Он ещё добавил несколько слов на французском, но этого языка Лиля не знала и именно в этот момент собственное незнание посчитала за лучшее. Может, в этой короткой фразе босс описывал медленное и зверское убийство ассистентки ассистентов Лилии Михайловны Котёночкиной, а таких деталей она точно знать не хотела.
Глава 4
Аарон Эрнестович сидел за своим огромным рабочим столом из натурального дерева, не замечая, как едва постукивал пальцами по тёплой, отполированной поверхности, будто играл на фортепиано. Если приглядеться, можно было с уверенностью сказать, что «наигрывал» этот образованный и разносторонне развитый человек «Симфонию номер пять» Бетховена, про которую сам Людвиг говорил: «Так судьба стучится в дверь».
Судьба Аарона Эрнестовича сидела на краешке стула напротив него, их разделял только письменный стол, что в пересчёте на человеческие шаги не больше пяти — это если считать в шагах Лилии Котёночкиной, которая и была назначена судьбой на сегодняшний день, а если в шагах Аарона, то всего три.
Котёночкина Лилия Михайловна уложила руки на колени, как примерная воспитанница Воскресной школы при монастыре Святой Марии Магдалены, и смотрела во все глаза на собеседников, вернее, на одного из них — Аарона Эрнестовича, испытывающего в данный момент чувство неловкости и находящегося в глубокой задумчивости.
В первое мгновение Лилия показалась Аарону Эрнестовичу девушкой приятной во всех отношениях. Это была блондинка, вероятно, натуральная, судя по бледной коже лица и голубым глазам. Её типаж можно было бы отнести к скандинавскому, однако, известная миру холодность в облике Лилии отсутствовала.
Губы и брови Лилии Михайловны были натуральными, не выдающихся размеров и форм, что внушало оптимизм. Кинув быстрый взгляд ниже шеи — а Аарон был воспитанным мужчиной, напрямую разглядывать грудь женщины не мог себе позволить, — он не без удовольствия отметил, что вырез на блузке Лилии был более чем скромным, и надутые шары оттуда не выпрыгивали. Честная полторашка — довольно отметил про себя мужчина.
Аарон Эрнестович предпринял робкую попытку ухаживания и тут же столкнулся с почти непреодолимыми трудностями. Лилия Котёночкина испуганно хлопала глазами, стояла по стойке смирно, нервно подёргивая то плечом, то ладонью, то левым глазом, словно подмигивая собеседнику.
Видимо, а Аарон не был в этом уверен, приглашение в оперу прозвучало слишком фамильярно для пяти секунд знакомства. Лилия смотрела с ещё большим ужасом и начала ёрзать и пятиться на стуле, как краб в состоянии алкогольного опьянения. Предложение же посетить Макдональдс и вовсе шокировало трясущуюся Котёночкину, и Аарон почёл за лучшее удалиться в кабинет.
Как ухаживать за девушкой из народа, Аарон Эрнестович Абалденный не имел ни малейшего представления. Что они смотрят, едят, о чём разговаривают?
Женщины в жизни Аарона занимали много места, но место это было строго оговоренное, а женщины систематизированы. Была, теперь уже можно сказать в прошедшем времени, Тагуи — сначала в качестве друга, потом… она просто была. Были «случайные» связи, которые оказывались в орбите Аарона Эрнестовича вовсе не случайно, а после тщательного предварительного отбора специально обученными людьми. Невозможно представить, чтобы какая — то женщина проникла в места, где проводили досуг люди уровня Абалденного, без рекомендаций и проверок. Проверялось всё, от здоровья до возможного бизнес-шпионажа.
Такие девушки на всё согласно кивали, отвечали в нужных местах нужными словами, а чаще всего молча делали своё дело, получали вознаграждение, всегда более чем щедрое, и исчезали в необходимое время.
Как добродушные, яркие и говорливые волнистые попугайчики, девушки знали несколько заученных фраз, заученно произносили названия ресторанов, блюд, торговых марок, умели выразительно моргать глазами и обладали другими, не менее важными достоинствами.
Очевидно, Лилия Котёночкина не владела теми самыми фразами, да и в целом не походила на добродушного волнистого попугайчика. Скорее уж на зайчика, белочку или любое другое млекопитающее семейства плюшевых. А прямо сейчас, сидя напротив Аарона Эрнестовича, на сомнамбулу.
Вот уже двадцать минут Аарон пытался влюбить в себя Лилию Котёночкину, сидя напротив неё, пытаясь вызвать симпатию к своей, несомненно, привлекательной особе. Ни разу, ни один попугайчик, не нашёл его непривлекательным, так что сомнений в собственной лучезарности у Аарона Абалденного не было. А вот в умственных способностях ассистентки ассистентов возникали. Как, великая каракатица, эта вылупившая глаза зайка-сомнамбула умудрилась попасть к нему на работу?! Каким образом продержалась здесь, если верить личному делу, порядка полугода? И почему элементарное предложение «провести время с пользой и взаимной выгодой» ввело Котёночкину в ступор?
Григорий Георгиевич, любезно доставивший Котёночкину в кабинет начальства, когда Аарон вернулся ни с чем, ударился головой о натуральное дерево стола, предусмотрительно подложив ладони, и проныл что-то невразумительное, чем вызвал недоумённый взгляд Аарона Эрнестовича Абалденного.
Именно в такой последовательности — Аарон произносит: «Проведём время с пользой и взаимной выгодой», Котёночкина вылупляет глаза, вытягивая лицо, Григорий Георгиевич ударяется головой о стол, а Аарон продолжает прожигать дырку на симпатичном личике зайки — сомнамбулы.
— Вот ты где, папа! — влетела в кабинет девятилетняя дочь Григория Георгиевича, привлекая к себе всеобщее внимание.
Надо заметить, что появление у бравого вояки дочери — история тёмная, не побоимся этого слова — таинственная. Женат Григорий никогда не был, мать девочки никто не видел. Однажды, после одной из далёких и засекреченных командировок, Григорий вернулся с рыжим младенцем на руках. Он никогда не распространялся на этот счёт. Поговаривали, что девочка ему не родная, однако по мере взросления ребёнка становилось ясно — она копия Григория Георгиевича, с той лишь разницей, что девочка и рыжая. Видимо, огненные волосы и кудри достались ей от матери, как и болтливость.
Костей в языке Клавы не было, как и перегородки между мозгом и ртом. Она выстреливала около тысячи слов в минуту, не утруждая себя фильтрацией или попыткой остановиться и подумать, что она говорит, кому и где.
Надо ли говорить, что Григорий Георгиевич души не чаял в своём рыжем сокровище, потакал, баловал и хранил, как зеницу ока. И сейчас она приехала в окружении охранника и гувернантки, предусмотрительно оставшихся в приёмной. По логике вещей, Клавдию не должны были доставлять на работу к отцу и позволять отрывать от дел столь важного человека, как Аарон Эрнестович Абалденный. Но о логике девятилетняя Клава не знала, а окружающие её люди знать не желали.
— Выйди и зайди снова, — Григорий Георгиевич строго посмотрел на Клавдию. — Постучись, веж-ли-во поздоровайся, поинте…
— Ой, всё! — девочка пулей выскочила из кабинета, потом зашла с соблюдением всех церемониалов и, дождавшись разрешения хозяина кабинета и отца отвлечься на минуточку на жизненно важный вопрос, произнесла:
— Ты обещал сегодня съездить со мной в океанариум, смотреть, как кормят королевских пингвинов, у них кормёжка в шесть часов, ты сам говорил, а ещё завезли двух акуляток, у них на сайте написано, Аарончик, отпусти папу, — без всяких предисловий перепрыгнула Клава. — А это кто? — рыжие кудри подпрыгнули.
Клава шлёпнулась на стул рядом с Аароном Эрнестовичем, беспардонно потеснив его. Начальства отца она вовсе не боялась и считала Аарона почти старшим братом. Почти братом или почти старшим — Аарон затруднялся ответить. Никакого пиетета Клавдия в его присутствии не испытывала, кажется, она даже слова такого не знала.
— Моя будущая невеста Лилия Михайловна Котёночкина, — представил зайку-сомнамбулу Аарон Эрнестович. Вопрос этот он считал решённым и сомнений никаких не испытывал. А что невеста не произнесла ни слова… в некотором роде, это даже достоинство.