Бог астероида (ЛП) - Смит Кларк Эштон

«Бог астероида»

Clark Ashton Smith

«Master of the Asteroid» («The God of the Asteroid») (1932)

Завоевание человечеством межпланетных бездн сопровождалось множеством трагедий. Ракета за ракетой, подобно отважным мотылькам, исчезали в бесконечности — и не возвращались. Неизбежным было и то, что пропавшие исследователи по большей части не оставили никаких записей о своей судьбе. Их космические корабли вспыхивали небывалыми метеорами в атмосферах дальних планет, падая бесформенными металлическими огарками в неизведанных землях. Многие корабли превратились в мёртвые, замороженные спутники других миров или лун. Некоторые из тех кораблей, которым не довелось вернуться, возможно, сумели где-то совершить посадку, но их экипажи чаще всего погибали на месте, или смогли протянуть совсем недолго в непостижимо враждебных условиях космического пространства, не предназначенного для людей.

В последующие годы благодаря развитию исследовательской техники были обнаружены несколько таких давно потерянных кораблей, следующих по одиноким орбитам, без экипажа на борту, а обломки других отыскались на дальних планетах. Иногда, но не часто, можно было реконструировать подробности одинокой, отдалённой катастрофы. Временами в оплавленных и искорёженных корпусах находили неповреждённые журналы или аудиозаписи. Так, например, известен случай с «Селенитом», ракетным кораблём, экипаж которого первым осмелился отправиться в пояс астероидов.

К тому времени, когда пропал «Селенит», пятьдесят лет назад, в тысяча девятьсот восьмидесятом году на Марс отправились десятки кораблей, а на плато Большой Сирт была основана ракетная база с небольшой постоянной колонией землян. Все они были серьёзными учёными, отличавшимися необычайно твёрдым характером и физической выносливостью.

Воздействие марсианского климата и полное отчуждение от привычных условий, как и следовало ожидать, оказались для людей чрезвычайно тяжёлыми и даже катастрофическими. Здесь происходила непрекращающаяся борьба с неизвестными науке смертельными и заразными бактериями, а также беспрерывное сражение с опасными излучениями почвы, воздуха и солнца. Играла свою роль и пониженная гравитация, приводящая к необычным и глубоким нарушениям обмена веществ.

Хуже всего были нервные и психологические проблемы и явления. Странная, иррациональная враждебность, мании и фобии, доселе неизвестные психиатрам, начали развиваться среди персонала ракетной базы.

Ожесточённые ссоры вспыхивали между людьми, которые до этого были вполне вежливы и умели держать себя в руках. Партия, насчитывавшая всего пятнадцать человек, вскоре разделилась на несколько враждующих групп, и этот болезненный антагонизм порой приводил к настоящим боевым действиям и даже кровопролитию.

В одной из таких групп было три человека: Роджер Кольт, Фил Гершом и Эдмонд Беверли. Эти трое, сумевшие объединиться совершенно непонятным образом, оказались нетерпимы и недружелюбны по отношению ко всем остальным. Казалось, что они словно приблизились к границе безумия, оказавшись во власти истинных галлюцинаций. Как бы там ни было, им пришла в голову идея, что Марс с его пятнадцатью землянами был слишком перенаселён. Выражая эту идею самым оскорбительным и воинственным образом, они также начали намекать о своем намерении отправиться ещё дальше в космос.

Другие люди не воспринимали их намёки всерьёз, поскольку экипажа из трёх человек было недостаточно для надлежащего комплектования даже самого лёгкого ракетного корабля из тех, что использовались в то время. Кольт, Гершом и Беверли без всяких затруднений угнали с базы «Селенит», — меньший из двух кораблей, располагавшихся тогда на Большом Сирте. Однажды ночью их товарищи-колонисты оказались разбужены пушечным грохотом реактивных двигателей. Выскочив из своих бараков, собранных из листового железа, люди только и успели увидеть пламенный след корабля, удаляющегося в сторону Юпитера.

Никто не пытался их преследовать, но этот инцидент помог оставшимся двенадцати колонистам прийти в себя и усмирить свою противоестественную враждебность. Судя по некоторым репликам недовольных заговорщиков, они собирались направиться на Ганимед или на Европу. Считалось, что оба этих спутника обладают атмосферой, пригодной для дыхания человека.

Однако представлялось весьма сомнительным, что они сумеют пройти через опасный пояс астероидов. Среди этих бесчисленных, разбросанных в пространстве камней трудно было провести корабль, а «Селенит» к тому же не имел на борту достаточного количества топлива и провизии для столь продолжительного путешествия. Гершом, Кольт и Беверли в своём безумном и поспешном бегстве с Марса забыли рассчитать фактические потребности предполагаемого рейса, полностью упустив из виду все грозящие им опасности.

После того как «Селенит» в пламенной вспышке исчез в марсианском небе, корабль больше никто не видел, и его дальнейшая судьба оставалась загадкой на протяжении тридцати лет. Впоследствии его измятый, разбитый корпус был обнаружен экспедицией Холдейна на далёкой крошечной Фокее, в процессе исследования астероидов.

К моменту прибытия экспедиции Фокея находилась в афелии. Как и на других планетоидах, здесь была обнаружена разреженная атмосфера, слишком скудная для человеческого дыхания. Оба полушария астероида были покрыты тонким слоем снега. Посреди этих снегов и был замечен «Селенит», когда корабль исследователей кружил вокруг маленького мира.

Их весьма заинтересовала узнаваемая форма частично обнажённого холма, который заметно отличался от окружающих его скал. Холдейн скомандовал идти на посадку, и несколько человек в скафандрах занялись изучением места крушения. Вскоре они опознали в этом корабле давно пропавший без вести «Селенит».

Вглядываясь внутрь сквозь один из толстых, неразрушимых неокристаллических иллюминаторов, они повстречались с безглазым взором человеческого скелета, который опирался на наклонную, нависающую над ним стену. Казалось, что скелет приветствовал их сардонической усмешкой. Корпус корабля, частично зарывшийся в каменистую почву, был смят и слегка оплавлен, но даже это падение не смогло его сокрушить. Крышка люка была настолько основательно помята и сплавлена с корпусом, что войти внутрь без использования плазменного резака представлялось невозможным.

Чудовищные, иссохшие, крошащиеся от прикосновений споровые растения, похожие на виноградные лозы, цеплялись за корпус и соседние скалы. В светлом снегу под охраняемым скелетом иллюминатором лежало несколько сегментированных тел, которые оказались какой-то высокоразвитой формой насекомых, похожих на гигантских палочников.

Судя по позам этих насекомых и расположению их гладких, трубчатых конечностей, более длинных, чем у людей, создавалось впечатление, что они были прямоходящими. Они были невообразимо гротескными, а структура их тел, развивавшихся в среде, где почти отсутствовала сила тяжести, была фантастически пористой и хрупкой. Множество других тел аналогичного типа впоследствии были найдены на других участках планетоида; но больше никаких живых существ экспедиция не обнаружила. Очевидно, вся жизнь Фокеи погибла в трансарктической зиме афелия.

Когда людям удалось проникнуть внутрь «Селенита», они нашли на полу нечто вроде журнала или блокнота. Прочитав его, они выяснили, что скелет — это всё, что осталось от Эдмонда Беверли. В корабле не было никаких следов двух его спутников; но при изучении журнала нашлись записи об их судьбе, а также о последующих приключениях Беверли почти до самого момента его смерти, причина которой была весьма подозрительной и совершенно необъяснимой.

История его была странной и трагической. Похоже, что Беверли вёл свои записи день за днём, с самого момента отлёта с Большого Сирта, стремясь сохранить некое подобие морального и душевного здоровья среди чёрного отчуждения и дезориентации в необъятной беспредельности. Я переписываю здесь содержание журнала, опуская только более ранние отрывки, которые полны незначительных деталей и самоосуждений. Все начальные записи имели даты — Беверли совершил героическую попытку измерить и разграничить с точки зрения земного времени ночь пустоты, лишённую времён года. Но после катастрофической посадки на Фокее он отказался от этого; и остаётся только гадать, как долго он вёл свои записи.