Второе дно
Глава 1. Об очевидной пользе газет
Терренс Джей Хантингтон III имел склонность чудовищно торопить события.
Когда он появился на моем пороге за добрый час до назначенного времени, я осмелилась мягко указать ему на этот недостаток, сообщив, что подгонять женщин в их приготовлениях не только бесполезно, но и чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Однако Терренс только бросил на меня выразительный взгляд огромных голубых глаз и проявил еще одну характерную фамильную черту: чрезмерное упорство. Я была вынуждена признать, что именно оно позволило ему надежно закрепиться на нынешней позиции, и впустить раннего визитера на веранду.
Следовало отдать должное и его храбрости. Терренс не только бесстрашно взлетел по лестнице в затененное жилище, но и сумел вольготно устроиться на резной скамье, взял леденец на палочке прямо из моих рук и даже согласился сидеть смирно (разве что чуть-чуть болтать ногами), пока я не закончу свои дела.
Терренсу Джею Хантингтону III недавно исполнилось пять, и он был старшим наследником славной династии кухонных мальчишек из Мангроув-парка. Это, безо всякого сомнения, почетное звание налагало на него определенные обязанности — как, например, регулярные визиты за мазями для больных коленей дворецкого или кое-какими специальными снадобьями для кухарки и ее помощниц. Остальные Хангтингтоны ходить ко мне боялись — а самый младший, Тобиас, пока боялся ходить в принципе, упав во время недавней первой попытки. Терренс, как любой нормальный мальчишка пяти лет, быстро просек выгоду своего положения и стал бессменным курьером, жестко пресекая любые попытки взрослых оградить ребенка от прогулок по мангровым болотам.
Леденца хватило на десять минут. Болтать ногами Терренсу надоело еще через две, и на третьей я безо всякого удивления обнаружила его за занавесью, отгораживающей кухню от столовой. К счастью, мелкие ракушки, украшавшие занавесь, задержали его на целых пять минут — и я успела вручить мальчишке банку со свежей мазью, бережно обернутую газетой в несколько слоев, прежде чем он сунул нос дальше.
— А зачем газета? — озадачился Терренс и принялся снимать с плеч самодельный рюкзачок из простой холстины, кое-как прихваченной на живую нитку.
— Понадобится, — уверенно пообещала я ему.
— А можно мне еще один леденец? — с надеждой поинтересовался Терренс, пристраивая банку в самодельный рюкзачок, и поднял на меня огромные голубые глаза, от одного взгляда которых растаяла бы любая женщина — что сейчас, что, наверное, лет через двадцать. — Лошадку!
— Нет, — категорически ответила я, даже не покосившись в сторону высокого буфета из темного дерева: слишком хорошо понимала, что в следующий раз ракушки Терренса уже не задержат, а мою реакцию на невинный вопрос маленький сорванец запомнит накрепко. — Ты знаешь, что говорит на этот счет твоя мать.
Огромные голубые глаза наполнились влагой, но стали только ярче и выразительней.
— Ну одииин, — затянул Терренс. — Мне для Тоби!
— Врешь, — заметила я и погрозила ему пальцем. — Тогда бы ты просил два.
Терренс Джей Хантингтон III осознал, что еще одного леденца и в самом деле не добьется, и изволил надуться.
— Ну и ладно, — пробурчал он, вдеваясь в рюкзачок, — а я тогда тебе не расскажу про лошадь у нас в Мангроув-парке!
— Не рассказывай, — легко согласилась я, пряча улыбку. — Я и так все знаю.
— Неправда! — взвыл обделенный страдалец, позабыв надеть вторую лямку. — Неоткуда тебе знать! Мистер Кантуэлл спит в такую рань, он не мог привести к тебе свою лошадь! И про скачки еще никто не знает!
Я выразительно изогнула бровь, поправила вязаную накидку и напомнила, все-таки не сдержав смешок:
— Я же ведьма, юный Терренс. Разумеется, я все знаю и про скачки, и про мистера Кантуэлла.
Терренс Джей Хантингтон III обиженно шмыгнул носом:
— А Майки говорит, что про ведьм — это все вранье.
Я пожала плечами, не желая конкурировать со столь нерушимым авторитетом. Все же «младший ученик не кого-нибудь, а целого садовника», если верить рекомендации Терренса.
— Он говорит, что из тебя такая же ведьма, как из мистера Ливитта, — решил добить меня Терренс.
Перед этим аргументом я устоять не могла. Еще никто не сравнивал меня с пожилым дворецким Мангроув-парка.
— А спорим, — предложила я, сощурив один глаз, — что мистер Ливитт, как настоящая ведьма, уже знает, почему ты задержался в моем доме?
— Спорим! — азартно согласился Терренс прежде, чем до него дошло самое главное. — Ой! Я побежал! — он метнулся обратно на веранду, но перед самой лестницей обернулся и закричал: — Спорим на леденец! На лошадку!
Я собралась было коварно поинтересоваться, где он возьмет леденец в случае проигрыша, но мальчишка спохватился, что мистер Ливитт не погладит его по головке и за задержку, и за споры, и стремглав помчался в Мангроув-парк, шлепая босыми ногами по узкой тропке. Вода должна была прийти к моему домику не раньше, чем через несколько часов, но короткий предрассветный ливень превратил дорогу в мягкую грязевую кашу, и Терренс едва успел отбежать за причудливо искривленные воздушные корни мангров, прежде чем поскользнулся и растянулся во весь рост. Клапан перегруженного рюкзачка не выдержал, и банка с мазью вылетела вперед, под углом воткнувшись в грязь.
— Цел? — прокричала я с веранды, перегнувшись через деревянные перила.
— Цел! — философски заключил Терренс, поднимаясь на ноги и яростно отряхиваясь от налипшей соленой грязи.
— Сполоснешься в ручье — банку тоже вымой и газетами оботри, тогда никто не узнает, что ты ее уронил! — посоветовала я и вернулась в дом.
Кем бы ни был загадочный мистер Кантуэлл, если у него в собственности самая настоящая скаковая лошадь, он не поднимется раньше, чем в Мангроув-парке подадут завтрак. Однако любезные хозяева наверняка предупредят его, что после полудня к моему домику можно добраться разве что на лодке. Значит, до его визита оставалось что-то около двух часов.
Я провела их с пользой: замесила тесто из жидкой летней опары, растопила печь и натаскала воды из ручья — для чая. Разумеется, увлеклась: к пирогам требовалась начинка, к печенью — толченый имбирь, а сушеная клитория и лемонграсс для заварки обнаружились только на чердаке, куда нужно было лезть по шаткой приставной лесенке. К тому моменту, когда послышалось характерное ритмичное чавканье копыт и сдавленная ругань, из домика умопомрачительно пахло, на столе дожидалась гостя свежая выпечка и синий «ведьмовской» чай, а вот сама «ведьма», увы, выглядела как самая обычная женщина, проведшая все утро на кухне.
Впрочем, я была готова поспорить, что мистер Кантуэлл скорее сожрет свою лошадь без соли, чем признается, что верит в ведьм, так что расстраиваться не спешила. Добрые обитатели Мангроув-парка уже наверняка просветили его, что за женщина живет в домике на сваях у самой мангровой рощи. Остальное должны были сделать длинные рыжие волосы, тяжелый взгляд и синий чай — на них я полагалась всецело, а потому просто выдернула шпильки из пучка и вышла на веранду, неспешно выступив из тени.
Пункт второй — тяжелый взгляд — тоже можно было считать выполненным. Какая женщина будет смотреть иначе, если ее поднять до рассвета и вынудить несколько часов вертеться на кухне?
Кроме того, Терренсу Джею Хантингтону III определенно не светил карьерный рост до ученика целого конюха. Хваленая скаковая лошадь оказалась жеребцом.
Он, конечно, был хорош — длинные стройные ноги, литые мышцы, перекатывающиеся под лоснящейся шкурой, породистая узкая морда и большие печальные глаза, словно конь заранее хотел извиниться за своего хозяина. Увы, моего отношения это не изменило: кобылам, которых приводили ради здоровых жеребят, полагалось особое снадобье, сложное, но действенное; из-за него обо мне и узнали в Мангроув-парке, и именно благодаря ему тропка к моему домику не зарастала, несмотря на все попытки мангров расширить свои угодья.