— Ну Руууся! — обе ко мне в ноги бухнулись и коленки обняли — Ну не жить нам, если с тобой что случиться!
— Анатоля с моим дедом так боитесь, что ли? — я немного подобрела.
— Да они то тут причем! — рассердилась Карина — Нам самим то как быть потом, если мы защитить тебя не сумеем?!
Но я лишь покачала головой:
— Вы главного не понимаете…Никому не жить будет, если случится загаданное. И моя жизнь, и ваши ничего стоить не будут — канет в безмирье все наше существование… И потому, даже если рисковать серьезно придется, я пойду на это со всей уверенностью. Так что лучше сейчас решайте, со мной вы или нет?
— С тобой конечно, Руська… — Милана вздохнула и встала — Как с детства с тобой, так и сейчас.
— Что делать то дальше будем? — кажется, и Карина примирилась с существующим положением.
— А давайте вы по Граням ночью походите, доки южные посмотрите…Найти бы нам еще следы таких же разбойников; да и про сбежавшего Конного и его помощника забывать не стоит.
— Мы же завтра после такого и встать не сможем… — Каринка с сомнением на меня посмотрела.
— Ничего, помощи мне завтра не понадобится: из Прокуратуры точно не выпустят. Скажу, что приболели вы от волнения, а сама спокойно на месте побуду, хлопотами привычными позанимаюсь. Всё со мной в порядке будет, не тронет меня никто.
Эх, как же я ошибалась!
Впрочем, никто и не трогал бы на следующий день, если бы не Дамир, тьфу его, Всеславович. Прилепился он ко мне как банный лист и все над плечами хрупкими нависал, когда я то одно, то другое делала. И отчеты рассматривал, и как хлопочу усердно в кабинете Гавриловича, и разговоры мои с прокурорскими подслушивал — разве что в места уединения не ходил! А самое неприятное, что постоянно он все происходящее комментировал, да вопросы различные задавал. И почему мы именно в Светлую Прокуратуру устроились, и как мы у Верховной то жили, и откуда я, и сколько мне лет, и как я решилась на рискованное такое событие, как ловля грабителей, для юных девиц не предназначенное.
А главное, не прогонишь же его! По всем отделам письма разослал Директор, что Главный Маг с инспекцией прибыл, и надо его привечать и на вопросы отвечать все честно. Так что я выкручивалась как могла, а сама страдала от такого неуемного любопытства. Вот будто не он сам подозреваемым был, а меня подозревал в чем то!
А еще злилась я, что близость подобная да голос бархатный меня в краску вгоняли непрестанно — и смущалась я, и млела, и сердилась ужасно от поведения такого. То ли своего, то ли маговского.
Вот только злость эта и близко не была столь же сильной, как та, что почувствовала, когда слова Дамировы услышала, что не понимает он, с чего такой юной несуразице с отсутствием сил магических в Прокуратуре делать; ни ума у меня вроде нет, ни навыков — одна помеха следствию буду. Сидеть бы таким девицам дома, вышивкой и ужинами заниматься, да детей рожать, а в серьезные дела не лезть.
И как эти уста, которыми я так восхищалась, могли наговорить столько неприятного?! Да еще лицо при этом сделал уверенное, серьезное, будто обо всем понимающее! Конечно, Главный Маг — должность в Светлом государстве одна из наиважнейших и брали на нее не просто самых сильных магов, но только тех, кто из благороднейших семейств, но повод ли это принижать простую девчонку, да еще и, с его точки зрения, обделенную даром? Да еще низвести всех девиц до роли кухарки! И говорить такое о Ведающих! Пусть и не знал он, сколько сил во мне прячется… На нас же мир, можно сказать, и держится; все равновесие сохраняем да пестуем.
И сказал то не мне, а за моей спиной, начальству, отчего я еще и не только разозлилась, но и уважать его перестала. Вспыхнула я вся, кулаки сжала — дюже хотела изложить ему всё, что о нём и его идеях думаю, но сдержалась, чтобы легенду не порушить, лишь так посмотрела, что обернулся на мой взгляд то маг этот светлый, да побледнел чуть, поняв, чему свидетелем я стала.
Ух, держись, Дамир Всеславович! Ведающие не мстительные, но заставлю я тебя локотки то от раскаяния кусать за слова эти неприятные, да поздно только будет!
Главный Маг разжег камин в своем городском доме и устало опустился в кресло. Настроение было в эти два дня ужасающим. Да что там, уже пару месяцев не спал он толком, нервничал. Сгущались тучи над Светлым Королевством — всем нутром он магическим это чувствовал, да по отдельным случаям догадывался; вот только откуда что растет распознать не мог.
Тыкался, как слепой котенок, в места разные, и вот вроде за ниточку ухватил, что в Прокуратуру ведет — даже Короля убедил, всех тайн тому не раскрывая, дабы не беспокоить заранее, что нуждается этот властный дом в проверке — да тут, похоже, и застрял.
Ведь только появился он, как застал волнение неописуемое, связанное с похищением одной глупой девицы, что влезла, куда не следовало.
Понесся спасать девицу, конечно, и вытащил из огня, а как увидел хрупкость нежную, едва рубашкой прикрытую; как узрел волосы растрепанные вокруг бледного личика; как погрузился в омуты зеленые, по ошибке всего лишь очами названные, так разозлился на неё так, что доселе и не случалось никогда.
И не только на нее, но и на вояк этих всех, якобы опытных, что берут подобных девиц, которых надо под охраной в хрустальных покоях держать, холить да лелеять, берут на работу опасную.
А вдруг бы случилось что с ней?! От одной этой мысли снова почувствовал Дамир Всеславович, как окатывает его темное бешенство.
И вроде что ему незнакомая девчонка? Да только запала в душу с первого мгновения, и не мог он думать ни о чем, кроме нежности этой и гладкости. И, даже подозревая в различном, нехорошем, — думал.
От сумятицы и незнакомости собственных мыслей еще больше он места себе не находил. Не привык он ни о ком так думать то! Да еще и чувствовалась в ней тайна какая-то; но сколько не подступался он, понимал всей сутью — не мрачная, не злая это тайна. Не причастна ни она, ни подружки её статные к странностям, что в столице правят уже несколько лун. И как понял он это, такое облегчение почувствовал! Пусть с ней, с тайной этой — главное, на хорошей она стороне.
Одно теперь волновало, как уберечь то хорошавушку от тягот служебных? Как обезопасить? Не мог ведь он день и ночь рядом с ней находиться.
Решил главе отдела высказать, чтобы тот уберегал, а Руслана возьми, да услышь. И побледнела так от его слов, руками всплеснула, глазищами зелеными зло сверкнула в его сторону — и убежала, что и не догонишь.
Ах как некрасиво получилось! И не объяснишь то ведь, что дела творятся странные и страшные и не надо ей сейчас в расследования лезть. Потому что если вдруг что произойдет…
Нет, не будет он об этом думать. Не допустит!
Пусть злится, пусть под защитой сидит — со злостью её он справится потом, только сначала с делами разберется, а потом с чувствами своими. А вот с какими такими чувствами, объяснить он самому себе не смог.
Глава 5
Раннее утро озарило мой уголок робкими лучами, в меру яркими, чтобы не повлиять на состав зелья, но достаточными, чтобы я ясно видела все, что начала готовить за час до рассвета.
Чушью было мнение обывателей, что алхимики творили лишь по ночам глухим. На самом деле, не было ничего сильнее времени зарождающегося дня — ни для ведовства, ни для прочих магических увлечений.
Впрочем, обывателям были свойственны и другие заблуждения.
Так, уверялось, что не найти в Светлой Столице алхимических предметов; да и вовсе не было здесь увлеченных подобными деяниями. Все нашлось — и колбы изогнутые, и необходимые горелки да щипчики, и порошки разные, так что обустроила я в своей комнате нужный уголок быстро и без затрат.
Верили горожане и в то, что Темные Алхимики — злы и жестоки, а Светлые Маги — мудры и честны; а про противостояние Светлой и Темной Империи каждый мог поведать множество страшилок. Но и Алхимики, и Маги знали, что природа их практик была одна и та же; да и разделение на светлых и темных велось не по близости к добру или злу, а по давней истории, записи о которой остались лишь в нескольких кожаных фолиантах правителям принадлежащим.