И в общем-то, почти не соврал, поднимался он сам… по большей части. И в кровать мою сам рухнул. И даже отвар сам выпил, а потом сам провалился в горячечную дрему, давая мне время сбегать за Улисой.
Ведьма, конечно, не обрадуется моей просьбе, с законниками у таких, как она, всегда отношения были сложные, но не откажет. Не должна отказать.
*
Она и не отказала.
Встретила диким взглядом, с трудом дождалась, пока я отдышусь и все ей объясню, а потом быстро собралась, и мы поспешили к больному.
Не было меня чуть больше получаса, за это время капитан так и не пришел в себя, и это было очень хорошо. Очень плохо было другое — в спальне моей на одного незваного гостя стало больше.
Барон сидел на стуле, который я оставила у кровати, когда поила больного отваром. У левой его ножки лежал букет черных роз, у правой — коробка конфет. Но это я заметила многим позже. Первым, что я увидела, ворвавшись в спальню и замерев на пороге, был злой взгляд Высшего.
— Неверная моя, могу я узнать, что это значит?
Спешившая следом ведьма врезалась в меня и втолкнула в комнату. Сама же застыла в дверном проеме, затравленно глядя на Барона. Первая их встреча произвела на Улису неизгладимое впечатление, и, подозреваю, продолжить знакомство она не желала бы. Но вот пришлось.
— Вообще-то Шелла, — терпеливо напомнила я, — а это больной, которому нужна помощь.
— И что же больной делает в твоей постели?
Наверное, меня должен был напугать этот негромкий угрожающий вопрос, но я была на взводе, я хотела помогать, а Барон мне мешал.
— А что вы делаете в моей спальне?
— Жду, — зло выдохнул он.
— О, тогда подождите, пожалуйста, еще немного, — нагло попросила я и, не дожидаясь ответа, набросилась на ведьму: — Улиса, чего застыла? У тебя пациент едва дышит!
Я себя такой смелой почувствовала, когда под тяжелым взглядом Барона к кровати подошла, что прямо ух! И гордость за себя такая сразу проснулась, просто нереальная.
Потом, правда, уже не до этого было. Ведьма принялась за дело, отведя мне должность девочки на побегушках.
Высший же скромненько отошел к окну, уже оттуда сверля меня злым взглядом. Вопреки всем ужасным историям, что ходили по нашим землям о Полуночном Бароне, он не спешил выпивать всех неугодных, терпеливо, пусть и без всякого удовольствия, дожидаясь, когда я освобожусь.
Это было… странно.
Впрочем, меньше всего меня беспокоило недовольство Барона, пока Улиса, всерьез взявшаяся за капитана, гоняла меня то в магазин за травами, то на кухню за льдом. Или, наоборот, за кипятком.
Времени на Высшего у меня почти не было, но урвать пару секунд, чтобы поднять цветы и конфеты, так и продолжавшие лежать на полу, я все равно умудрилась.
— Кажется, это ваше, — заметила с важным видом, вручая ему цветы. У меня было немного свободного времени, пока Улиса воевала с обессиленным пациентом, пытаясь влить в него укрепляющий отвар, этим временем я распорядилась по своему усмотрению.
— Это твое, — мрачно отозвался Барон.
— Зачем мне? — наверное, нужно было сдержаться и не удивляться так открыто, потому что после моего в общем-то невинного вопроса Барона конкретно перекосило.
— Женщины любят цветы! — глухо рявкнул он. Кажется, кто-то чувствовал себя крайне глупо, и это его очень раздражало. Даже бесило. И мне бы стоило промолчать, а лучше поблагодарить и изобразить радость, но я была уставшая, замученная и плохо соображающая и просто призналась:
— Мне жалко мертвые цветы.
— Они живые!
— Это ненадолго.
Капитан коротко простонал и забулькал, с трудом заглатывая горячий отвар. Это отвлекло Высшего. Прекратив прожигать меня злым взглядом, Барон поднял глаза на ведьму, хлопотавшую вокруг постели. Так, глядя поверх моей головы, и сообщил:
— Значит, выбросишь. Только, будь добра, сделай это после того, как я уйду.
Я виновато потупилась. Вот теперь, когда он говорил почти спокойно, не сверлил меня взглядом и вообще выглядел несколько расстроенным, я почувствовала себя глупой, невоспитанной и неблагодарной. Стало стыдно.
— Простите.
— Шелла, где у тебя восстанавливающий порошок? Я свой забыла! — очень вовремя позвала меня Улиса, предоставив идеальный предлог для побега от неудобного разговора. Вроде как я бы еще поболтала с удовольствием, но дела, дела…
Чувствуя на себе внимательный взгляд, я аккуратно пристроила на стуле неожиданный подарок и опрометью бросилась на поиски порошка. Подальше от напряженного внимания.
Ведьма колдовала над больным не меньше получаса. Что-то нашептывала, смешивая травы; беззвучно шевелила губами, остужая взвар; заговаривала порошки… но ничего не помогало.
В конце концов, перепробовав все, Улиса потерянно обернулась ко мне.
— Шелл, я не знаю, у меня не выходит, — беспомощно прошептала она, покусывая ноготь на большом пальце, — он сгорает. Это не может быть простой болезнью, мои сборы даже лихорадку способны унять за несколько минут.
Я и сама об этом прекрасно знала, потому и бросилась за помощью к Улисе. А теперь, сраженная ее неудачей, просто не знала, что еще можно предпринять. Что может сделать обычный человек там, где потерпели поражение целитель и даже ведьма?
— Если он перестанет болеть, то покинет твою постель? — вдруг ворвался в мои мысли ровный голос Барона.
— Разумеется, — осторожно подтвердила я. Были у меня вполне законные опасения, что он сейчас просто убьет капитана.
Труп же болеть не может.
Потому, когда Барон шагнул к кровати, я невольно загородила ему дорогу.
— Дорогая, меня расстраивает твое недоверие, — поджал губы Высший.
— Вы же не собираетесь его убивать?
— Я собираюсь ему помочь.
— Но…
Улиса дернула меня назад за рубашку, освобождая Барону дорогу, а чтобы я наверняка ничего не ляпнула, зажала мне рот влажной, пахнущей травами ладонью и горячо зашептала на ухо:
— Молчи! Барон — его последняя надежда, не дай Эллари, передумает.
Упоминание самой Матери Природы вызвало у слышавшего слова ведьмы Барона едва заметную улыбку. Для него, как и для всех Высших, Эллари была единственной госпожой. Порожденные смертью мира, они страстно верили в то, что были призваны самой природой, дабы защитить ее от окончательного забвения. Ну… это если верить легендам.
Я верила.
Барон не шептал, не требовал чего-нибудь принести, даже не скинул камзол. Он просто склонился над хрипящим, полностью обессиленным капитаном, которому даже дышать было уже тяжело, и с размаха, хорошенечко, с непередаваемым звуком впечатал ему ладонь в грудную клетку.
Я глухо взвизгнула в ладонь Улисы, позабывшей убрать руку от моего рта. Ведьма просто вздрогнула, не меньше моего напуганная непонятным поведением Барона.
Несколько секунд тишины, в которые так и не смогло вместиться осознание того, что он сделал, а потом Санхел резко, глубоко вздохнул, закашлялся и даже попытался сесть, но пришедшая в себя ведьма тут же бросилась к нему, не позволяя этого сделать.
Барон подошел ко мне, снисходительно наблюдая за тем, как суетливо Улиса ощупывает внезапно взбодрившегося больного.
— Температура спала! — громко, с нервной радостью сообщила она мне, не отрываясь от капитана. Санхела такое пристальное внимание хорошенькой девушки почему-то не обрадовало, он вяло отбивался от ее рук и все норовил встать.
— Оставь его в покое! — наконец прикрикнул на ведьму Барон, которому надоело наблюдать за противостоянием двух рыжих. — Пусть встает и уходит.
— Он слаб и все еще болен, — возмутилась Улиса, в приступе ведьминского азарта не сразу сообразив, кому осмелилась перечить. Потом сообразила, тихо ойкнула и медленно отступила от больного, втянув голову в плечи и опустив глаза.
— Это не болезнь, — снизошел до объяснения Барон. — Проклятие.
Когда кликуша на центральной площади вещает о том, что все мы прокляты и скоро умрем, к предсказаниям ее относишься с брезгливым неверием, но когда о том же самом говорит Высший…