— Мамочки! Спасите! Помогите! Он меня уронит!
Последнего героя, который отважился на такой подвиг, по собственной инициативе я узнаю из тысячи по полусогнутым трясущимся коленкам, выпуклым глазам, скрошенными в пыльцу зубам и сложенному позвоночнику.
— С чего ты решила, что я уроню? — изумился таинственный знакомец, а я увидела ослепительную улыбку хищника уже вблизи и нервно сглотнула.
— У меня…. Эм… характер тяжелый! — нервничала я, судорожно цепляясь за чужую шею. Я нервно дышала, вспоминая, как мой копчик уже однажды поздоровался с землей.
— Не бывает тяжелых женщин. Бывают мужики со слабыми руками. Не бывает тяжелого характера у женщин, бывают мужики со слабыми нервишками, — услышала я голос, понимая, что совесть уже передала дела безрассудству, а та уже прикидывает, как мы завтра будем смотреть себе в бесстыжие глаза.
— А потом ты снова превратишься в волка, утратишь человеческий облик, отрастишь хвост и вообще опустишься, как личность, — я зажмурилась, понимая, что рано проводила совесть на пенсию. На ней еще пахать можно. А когда она умрет, я ее кремирую. И будет она в песочных часах дорабатывать.
— Не хочешь испытать мое терпение, — сладко прорычали мне на ухо, а я почувствовала, как меня лизнули в щеку. Жалобно поджав губы, я открыла глаза, глядя в светящиеся глаза. Взгляд у него был тяжелый, но умный. От такого взгляда стыдливо умолкают соседские перфораторы, хулиганы в подворотне резко бросают курить и переходят на легкую атлетику, а мелкое ворье бежит за владельцем с кошельком и словами: «Вы случайно уронили!».
Светящиеся желтые, нехорошие глаза с хищным разрезом сузились, а на припухлых губах дрогнула улыбка в стиле: «Ничто не предвещало беды. Ничто не предвещало еды». Белый шрам на темной брови как бы намекал, что дипломатия у него в отличном состоянии исключительно потому, что ей пользуются редко.
— Я тебя поцелую, — брови подняли вверх, а улыбка обнажила внушительные клыки.
— Нет! — опомнилась я, пытаясь вырваться. Я видела, как его язык коснулся белого клыка и облизал его.
— Я не спрашиваю, — он приблизился ко мне. — Я просто предупреждаю. А потом я тебя раздену.
— Это вопрос? — я чувствовала, как меня держат на одной руке. Что происходит? Совесть! Вернись! Я все прощу!
— Нет, моя булочка. Это предупреждение.
Глава третья. Смертельный номер
Моя несчастная хламидка лежала растерзанной на полу, а совесть решила пойти и застрелиться. Я чувствовала, что отвечать на глубокий и жесткий поцелуй вовсе не обязательно. Я почувствовала себя маленькой девочкой, которой не терпится поиграть с кубиками пресса, а яростные поцелуи заставляли меня тихо постанывать.
И тут я услышала странный звук, словно кто — то открывает дверь, но обращать внимание на такие мелочи я упорно не желала, мысля масштабами куда более крупными и увлекательными.
— Ой! — послышался скрипучий голос. В стиле «ню», в позе «но», я повернулась, видя бабку в двумя мешками, которая ввалилась в дверь и застыла на пороге, глядя на меня четырьмя глазами. Два глаза — блюдца явно принадлежали бабке, а еще два, предположительно, коту, сидящему у нее на плече.
— Мяу! — истошно выдал кот, впиваясь когтями в знатно обалдевшую бабку, а я смотрела на них взглядом наездницы, проскакавшей двадцать километров.
Мне вообще показалось, что она в очках была, но потом стало понятно, что это глаза. Волк тоже лениво перевел взгляд на бабку, у которой глаза были размером с пенсию.
Котишка не нашел ничего лучше, как шлепнуться оладушком вниз с бабки, которая сползала по дверному косяку. Не знаю, к кому я тут приходила, но старенькая кровать, пережившая, видимо, уже не первую бабку, выбрала удачный и торжественный момент, чтобы с грохотом рухнуть вниз, увлекая за собой меня и того, за кого мне завтра будет очень стыдно.
— Караул! — завопила бабка, опомнившись и бросаясь из дома. Я уже экстренно пыталась нащупать одежду, за которой далеко тянуться не пришлось. — Караул! Помогите! Насилуют!
— Кого? — послышались мужские голоса, а я уже натянула белье, пытаясь натянуть сверху мантию. — Тебя, бабка?
— Нет! — верещала бабка. — Помогите! Помогите!
— Внучку? — снова заорали мужские голоса, приближаясь к дому со скоростью, которую я бы оценила, как раненый в попу гепард. — А ну быстро прекрати! Сейчас мы тебе покажем!
Что конкретно мне собирались показать, я так и не узнала, но видимо, что-то очень важное.
— Да нет же! — вопила бабка на весь лес. — Мужика!!! Мужика насилуют!!!
В этот момент желающие влететь в дверь внезапно затормозили, опасливо пытаясь заглянуть в окно. В свете полной луны в их руках блестели топоры. Внешне они выглядели так, что деревья сами должны были падать к их ногам, при виде такого безобразия.
— До встречи, мой сладкий пирожочек, — меня бесцеремонно притянули к себе, а потом потерлись носом о мой нос.
— Конечно, встретимся! Если через двадцать лет ты будешь идти по улице, а тебе в голову прилетит кирпич, можешь не оборачиваться. Это — я, — мрачно попрощалась я, понимая, что есть вероятность того, что это была моя последняя попытка наладить личную жизнь.
Я видела, как в темноте на меня уже смотрит огромный волк, который ловко вылетает в открытое оконце, оставляя меня наедине с вооруженными мужиками.
— Кто здесь? — прошептал один из них, а я упорно решила изображать то самое неразговорчивое чудовище. Ради приличия, я даже громко почавкала.
— Ты слышал? — послышался тихий голос, а ко мне сразу прониклись уважением. Разве что честь не отдали. — Оно что-то жрет…
— Кого-то! — поежился второй, стуча зубами так, что где-то на лазурном побережье умолкли кастаньеты. — Отвечай, ты кто?
Я попыталась встать, но тут же почувствовала, как старая доска под ногой проломилась, а поцелуй моей попы и спинки кровати завершился душераздирающим воплем. «Попа!!! Вава!!!», — растирала я, постанывая и кривясь.
— Попобава? — отчетливо произнес один из дровосеков, мечтающих прикинуть, сколько во мне годовых колец.
— Да, — мрачно заметила я, чувствуя себя старой развалиной. — Насилую мужиков, и требую рассказать на утро каждому, что было той ночью. И если кто-то стесняется поделиться новым опытом, я прихожу еще раз! До тех пор, пока не наберется смелости!
— Заходи слева! — послышалось из-за приоткрытой двери. «Что там?», — встревожился скрипучий бабкин голос. — Я справа!
Доброй бабушке тоже было интересно, а я мрачно прикидывала дальнейшее развитие сюжета. Запах «хэппи энда» становился таким слабеньким когда в дверях появился первый вооруженный топором герой, мечтающий избавить мир от нечистой силы.
— Да я тебя убью! Берегись, чудовище! — завопил осторожный дровосек, явно рассчитывая на то, что слабонервное чудовище умрет от сердечного приступа. — Ты сейчас найдешь свой конец!
Осмелевшая бабка, которая протиснулась в дверь, увидела капюшон и заорала: «Так это же смертушка!!!».
Дровосеки внезапно осмелели и нагло, вразвалочку вошли в дом. «Ха, слыхал, как смерть отмудохали? Ну-ну! Вот и она, красавица!»
— Ну что ж, — заметила бабка, потирая ручки и глядя на меня. — Прогонять смертушку будем! Думаешь что? Боимся тебя? Не зря, ребятушки, я вас с собой позвала! Ой, не зря! Как чуяла, что придет!
— Что приперлась? — усмехнулся огромный, грязный дровосек, поглаживая пальцем свой топор. — Срок подошел? Ну-ну, расскажи! Ну что? Сильно в той деревне досталось? Или как?
— В какой деревне? — уточнила я, не припоминая таких сомнительных эпизодов в своей биографии.
— А ты что? Не помнишь, как тебя всей деревней метелили? — нахально бросил второй дровосек, разминая кулак. — Боишься нас, костлявая? Правильно, бойся!
— Сюки вы мерзкие! — обиделась я, глядя на компанию нехорошим взглядом.
— А ничего ты нам не сделаешь! — нагло ухмыльнулся первый дровосек. — Мы-то прекрасно все прекрасно знаем, когда помрем!
— Ты что? — улыбнулась я, заготавливая кирпичи на будущее. — Бессмертный? Рано или поздно я и за тобой приду!