А управление включало в себя и руководство всеми домашними делами, и уход за многими акрами плодородной земли, и ренту арендаторов, и заботу о поголовье скота, и выплату служащим в поместье людям… Хотя Рэйвен часто сопровождала отца на поля во время посевных работ и сбора урожая и даже научилась выбраковывать скот и проводить селекцию для улучшения породы, она никогда не мешала отцу, работавшему в тиши кабинета. Свалившиеся на нее обязанности застали ее врасплох, и она долго не знала, с чего начать.
Теперь, три месяца спустя, все выглядело уже не так мрачно. Для этого ей пришлось перелопатить горы бумаг, и она начала понимать, что к чему. Рэйвен села в огромное кожаное кресло отца и расправила юбки. Зерновые дали в этом сезоне плохие всходы из-за холода и проливных дождей, но того, что вырастет, хватит, чтобы заплатить слугам и на самые основные расходы в Нортхэде. И куча бумаг заметно уменьшилась. Она разбиралась во всем теперь куда лучше, и дело подвигалось быстрее.
Вздохнув еще раз, Рэйвен открыла верхнюю книгу счетов и увидела колонки цифр, записанные аккуратным, разборчивым почерком отца.
С каким ужасом она села за этот блестящий стол впервые, еще оглушенная пережитой трагедией! Ей казалось, что она так никогда и не научится управлять Нортхэдом. Как выяснилось, ни один из соседей не верил в её силы. Они заезжали выразить ей свои соболезнования и уезжали, качая головой. Рэйвен понимала их. Такой груз не каждому мужчине по плечу, не то что хрупкой девчушке восемнадцати лет. Они были добры и предлагали свою помощь. Но гордость Бэрренкортов не позволила Рэйвен принять их благотворительность, и она впряглась в работу, взвалив всю тяжесть на себя.
– И неплохо справилась, – похвалила она себя, проводя пальцем по столбцу цифр – Во всяком случае, я так считаю.
Она хихикнула, и на щеках заиграли соблазнительные ямочки. И тут же подумала, что, наверное, сходит с ума, вот уже даже сама с собой начала разговаривать. Посерьезнев, она окунула перо в чернильницу и начала писать. Так она проработала без передышки несколько часов, сосредоточенно хмуря брови. В тишине раздавалось лишь тиканье бронзовых с позолотой часов. Отдаленный шум волн и печальные крики чаек были настолько естественным фоном, что она их даже не замечала.
– Боже, вы только посмотрите на себя, мисс Рэйвен! Вы уже совсем перестали есть, да? Святым духом питаетесь?
Рэйвен, словно очнувшись, взглянула на дверь. Вошедшая в дверь маленькая пухлая старушка решительно подбоченилась и строго взглянула на девушку. Несмотря на покрытое морщинами лицо, глаза и походка женщины были по-молодому энергичны. Ханна Дэниэлс всегда утверждала, что хлопоты о шустрой и своевольной Рэйвен Бэрренкорт помогли ей сохранить молодость.
Рэйвен машинально взглянула на стрелки часов и поразилась: было уже половина второго. Пустой желудок немедленно отреагировал громким урчанием, и Рэйвен звонко рассмеялась. Ханна не удержалась от ответной улыбки. Она давно уже не слыхала смеха Рэйвен.
– А-а, так вы еще и забавляетесь, да? – продолжила она ворчать. – Мистер Хаггарт будет здесь через каких-нибудь полчаса, а у вас и маковой росинки во рту не было!
– Я так рано выехала на Синнабаре, – оправдывалась Рэйвен, быстро закрывая гроссбухи. – У меня есть время слегка перекусить, прежде чем он придет?
– Перекусить? – возмутилась бывшая няня. – И слышать не желаю. Вам накрыт нормальный второй завтрак. Паррис уже ждет вас.
– Не волнуйся, Дэнни, – благодарно улыбнулась Рэйвен, поднимаясь из-за стола. – Я просто умираю от голода.
Столовая, располагавшаяся в восточном крыле Нортхэда, всегда была одной из любимых комнат Рэйвен. Закругленные вверху окна открывали чудесный вид на юг: бесконечные луга, мили спустя переходившие в вересковые пустоши. Обычно деревья были тут редкостью, но все Бэрренкорты с завидным упорством облагораживали суровый родной край, так что пейзаж украшали рощицы из высоких кедров, каштанов и буков.